Череп грифона

Когда они подошли к дому, Соклей подумал, а сможет ли жрец вообще заплатить, потому что там не оказалось раба, чтобы открыть дверь: Никодром сделал это сам. Может ли человек, не имеющий раба, хранить дома четыре мины серебром? Это казалось Соклею маловероятным.

Он слегка успокоился, увидев женщину, ухаживающую за садиком во внутреннем дворе. Служанке было необязательно открывать двери, но, по крайней мере, Никодрому кто-то помогал.

А потом жрец рявкнул:

— Ступай в женские комнаты, Асина! Со мной пришли торговцы.

— Да, муж мой, — ответила женщина и поспешила прочь, хотя и оглянулась через плечо на родосцев.

— Она не ожидала, что кто-то придет, — извиняющимся тоном сказал Никодром.

— Ничего страшного, почтеннейший, — проговорил Соклей, а сам подумал: «Ты живешь вдвоем с женой? А кто же тогда делает тут все по хозяйству? С такими порядками в доме вам впору быть крестьянами и даже варварами».

— Абсолютно ничего страшного, — повторил за двоюродным братом Менедем.

Его тон был выдержанным и пристойным, но Соклею не понравилось, как он стрельнул глазами в сторону лестницы, по которой ушла на второй этаж Асина.

«Ты же едва ее видел, — подумал Соклей. — А она едва видела тебя. Почему ж тогда я думаю — даже не думаю, а знаю! — что ты хочешь переспать с ней, если получится? Почему? Да потому что ты — мой двоюродный брат, вот почему. И я слишком часто видел тебя рядом с женщинами. И еще я слишком часто видел, как ты попадал из-за них в беду».

Пытаясь не думать о том, что могло происходить — и, скорее всего, и впрямь происходило — в голове Менедема, Соклей спросил жреца:

— Нам подождать здесь, пока ты принесешь деньги?

— О, полагаю, вы можете зайти в андрон, — нехотя ответил Никодром. — Я недолго.

В нормальном доме раб предложил бы гостям вино, оливки и лук. Здесь же они просто сидели в мужской комнате и ждали.

— Ну, что думаешь? — спросил Менедем, едва шевельнув губами. — Жрец нам лжет или он самый великий скряга со времен Мидаса?

— Не знаю, — ответил Соклей. — Но похоже, этот человек — крохобор. Только разве у него хватило бы наглости привести нас сюда, если бы он не мог заплатить?

— Мы это выясним, — сказал Менедем. — У него хорошенькая жена. Ты заметил?

— Нет, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже этого не замечал.

Двоюродный брат скорчил Соклею рожу. Но не успели они сцепиться всерьез, как Менедем резко шикнул на брата, и Соклей смолк — он и сам увидел возвращающегося Никодрома. Жрец положил на стол звякнувший кожаный мешочек.

— Вот, пожалуйста, — сказал Никодром. — Четыре мины двадцать драхм. Давайте пересчитайте — и вы увидите, что все честь по чести.

С некоторыми людьми такое предложение дало бы знать Соклею, что пересчитывать необязательно. Но, имея дело со жмотом вроде Никодрома, он все-таки пересчитал, а закончив, поднял глаза и проговорил:

— Боюсь, ты все же недоложил шесть драхм, о несравненнейший.

Соклей разложил серебряные монеты аккуратными рядами и столбиками: теперь Никодром вряд ли мог оспорить его суждение.

— Я принесу их, — сдавленным от ярости голосом сказал эгинец и поспешил прочь.

— Бесстыдник, — бросил Соклей.

— А тебя это удивляет? — Менедем продолжал смотреть на лестницу.

Соклей заметил это с растущей тревогой: в этом году за все время их путешествия его двоюродный брат еще ни разу не посмотрел с вожделением ни на чью жену. Соклей уже начал гадать, что случилось с ловеласом Менедемом.

Но он не успел сделать брату строгое предупреждение, поскольку Никодром и Асина начали громко кричать друг на друга. Соклей не мог разобрать слов, но оба явно были взбешены.

— Очаровательная пара, — пробормотал Соклей.

Менедем ухмыльнулся.

— И впрямь очаровательная, а? И все-таки… О, подожди, жрец снова возвращается.

«Что он собирался сказать? Хотя, может, мне показалось и все обойдется», — подумал Соклей.

Никодром ворвался в андрон с темным, как безлунная полночь, лицом и швырнул на стол полдюжины драхм.

— Вот, — прорычал он. — Теперь довольны?

— Полностью довольны, о почтеннейший, — ответил Соклей. — В конце концов, мы сговорились именно на этой цене.

— Да к воронам… — начал было Никодром, но спохватился и попытался продолжить уже вежливо: — Богиня-охотница будет рада получить плащ из львиной шкуры.

— Конечно, будет рада. — Менедем говорил так же вкрадчиво. И речь его была гладкой, как оливковое масло.

Подозрения Соклея вспыхнули ярким пламенем: он уже и раньше слышал такой задушевный тон. Ну так и есть!

— А скажи, почтеннейший, тебя бы не заинтересовали родосские благовония? — продолжал Менедем. — Или даже… — Он понизил голос почти до шепота: — Изумруды? У меня есть пара прекрасных изумрудов, только что из Египта.

— Да почему я должен интересоваться подобными вещами?! — снова зарычал Никодром, но наклонился поближе к Менедему.

— Никогда не знаешь, что может умиротворить женщину, — заметил тот, как будто не слышал — вместе со всеми соседями, — как жрец только что безобразно ссорился с женой.

Никодром фыркнул.

— Полагаю, так оно и есть.