Кричать и звать на помощь стражу девушка не собиралась как минимум по двум причинам. Во-первых, хотя она и могла бросить в темницу Готфрида, это создало бы ненужный конфликт прежде всего между ней и Леоном, лучшим другом Готфрида, ведь те всегда стояли друг за друга горой. Во-вторых, Семилия с детства знала, как Леона, так и Готфрида, — сумасбродного хулигана, чьи пьяные выходки хоть и не были редкостью, однако никакой реальной угрозы не представляли. Скорее всего это одна из них. Готфрид в пару длинных шагов пересек комнату и резко выхватив кинжал, зажал рот девушке. Семилия вдруг поняла, что сегодня ночью разговоры будут не о делах сердечных и дело тут не в пьяном бреду, сердце ее дрогнуло. Девушка вдруг поняла — он все знает, но откуда!?
— Дело мое такого рода, что голос о нем должен достичь только твоего изощренного и многомилостивого слуха. Такого же изощренного, как твое коварство. Прошу, Семилия, мы же старые знакомые, не кричи, иначе я буду грубым. Мне нужны ответы на вопросы, я хочу просто поговорить. Чем быстрее ты ответишь, тем быстрее все закончится. Поняла?
Семилия быстро закивала, а в глазах уже блестели слезы. Она от чего-то уверилась, что этот грубый мужлан непременно ее убьет. Ощутив, как трясет Семилию, Готфрид ослабил хватку и указал на кровать. От этого знала Семилия пришла в смятение, подумав совершенно не о том, что имел в виду черный рыцарь.
— Садись.
Девушка подчинилась и Села на край кровати.
— Зачем ты отравила Элиссу?
Услышав этот вопрос, Семилия испытала своего рода облегчение. Вуаль неопределенности спала и теперь по крайней мере она знала наверняка, что происходит.
— Ты же лучший друг Леона и ты задаешь этот вопрос? Ужели ты забыл, как мы с Леоном души друг в друге не чаяли? Забыл с кем твой друг разделил свой первый поцелуй, забыл какая дама впервые оголилась перед ним? Леон обещал мне, что мы будем вместе навсегда, а теперь женится на этой… на этой лесной дикарке. Вздор! Я не приму отказа!
— Уймись Семилия, побойся Богов — сколько вам было? Леону двенадцать, если я правильно помню, если не меньше. Он тебя никогда не любил, ты была ему другом.
— Другом, который последние годы только и делал, что чах от невнимания того, кто обещал быть моим рыцарем, пока смерть не разлучит нас!
— Да ты бы еще обещания данные в три года, вспомнила. Что за вздор ты несешь, Семилия? Ты себя кем возомнила, капризной принцессой Астэриоса, которая получает все, что ей вздумается, стоит топнуть ножкой? Так знай, я видел Леона и Элиссу вместе и могу сказать, что еще никогда он не был таким счастливым. Если ты и правда думаешь о нем, а не о себе, ты должна была отпустить его, но вместо этого ты причинила ему величайшую боль. Ты пригожа собой, тут спору нет, богата и умна, но не это же главное. Мы не знаем, кто полюбится нам, любовь не выменивают на рынке.
— Может ли безродная нищенка составить достойную партию дворянину благородных кровей? Если Леон не думает о детях, то я думаю — кого он хочет себе в наследники, ушастых дикарей, которые будут скакать по деревьям?
— Не стоит приплетать сюда браки по расчету. Если бы ты хорошо знала Леона, ты бы понимала, что он всегда руководствовался чувствами.
— Я люблю Леона и всегда любила!
— Себя ты всегда любила и любишь, Семилия, а не Леона. Леоном ты хочешь обладать как ребенок хочет обладать леденцом, попавшимся на глаза. Твое непреодолимое искушение владеть им перешло все разумные границы, — ты решилась на убийство.
— Какое смелое обвинение, Готфрид, а есть ли доказательства?
— Не выводи меня из себя. Я спросил тебя, зачем ты отравила Элиссу, и ты ответила.
— Мало ли что я ляпнула, я напугана — в мою спальню проник посторонний мужчина, с ножом в руках. — с каждым ответом, Семилия чувствовала себя все уверенней.
Готфрид схватил девушку за ворот рубахи и наклонившись к ней, подтянул лицо той к своему:
— Элисса умирает, понимаешь ты это или нет!? — прокричал он ей в лицо.
— Да каждый день кто-то умирает и что с того? Я буду рядом с Леоном, как и всегда и будь уверен, утешу его в горе, когда ее не станет. Тогда Леон поймет, как я ему предана, как поддерживала его в трудную минуту и утешала. — девушка выплевывала слова как куски льда.
— Ты страшный человек, Семилия. Мостовая в Линденбурге мягче, чем твое сердце.
— Такие эпитеты тебе не идут Готфрид, нахватался от Леона и думаешь, что тебе это к лицу. Иди-ка лучше напейся и трахни какую-нибудь шлюшку, вот в этом ты мастак, это под стать тебе.
— Я не желаю больше говорить с тобой об этом деле. Поэтому сразу перейду к сути своего визита — как вылечить Элиссу?
— Никак, — с самодовольной усмешкой, ответила юная графиня.
Готфрид посмотрел на Семилию страшным взглядом. Девушка тут же поняла, что это взгляд человека, который способен на все и закусила губу, потупила глаза, решив, что вот сейчас ей лучше не артачится и не бесить буйного рыцаря. Готфрид подкинул в руке кинжал и поймал его.