Чему быть, того не миновать

— Кто готовил чай!? Кто подсыпал порошок!? Ты? Ты подавал чай!?

Этьен отупел от происходящего, с трудом вспомнив собственное имя и что вообще происходит. Старый дворецкий не понимал, зачем Готфриду это слышать, ведь он и так уже знает всю суть произошедшего.

— Я, но я же… — безучастным тоном смирившегося с собственной гибелью, ответил Этьен и это было последнее, что он сказал.

Кулак рыцаря настиг лицо старика прежде чем тот добрался до второго слова. Этьен решил, что звезды рухнули с небес на землю или же сам он взлетел в небеса и оказался среди звезд? Перед ним все плыло и сверкало и отчего то было очень холодно. Готфрид врезал, что есть силы Этьену промеж глаз, да так, что у него самого руку свело от боли.

— Вздернуть бы тебя, барсук вонючий! — выпалил, не оглядываясь Готфрид и спешно покинул переулок, особенно остро чувствуя ночную прохладу разгоряченной кожей.

Этьен поднял голову и сквозь черные очертания ветвей сикомора увидел, какое сегодня чистое небо и как хорошо видна вырисовывающаяся луна.

«А воздух-то какой свежий! Сейчас бы прогуляться!» — почему-то именно это пришло ему в голову, когда звезды перестали мерцать перед глазами и он понял, что сидит голой задницей на мостовой, со спущенными штанами. Рядом лежали его сапоги. Тут хлопнула дверь и в переулок вошла массивная, широкоплечая фигура с молотом в одной руке и факелом в другой.

— Ну, смутьяны, я по-хорошему предупреждал, чтоб вы упердывали отседова! Со мной егориться как против ветра ссать!

Каково же было удивление кузнеца, когда он зашел вглубь переулка и застал там богато одетого старика, сидящего без штанов прямо на камнях. Бледный как поганка, старик переводил взгляд со своих сапог на кузнеца и обратно. Здоровяк озадачился и даже почувствовал себя неловко, решив, что старик празднует труса и напустил в штаны из-за его угроз. Тем временем, Готфрид быстрым шагом пересекал улицу за улицей, ощущая свою грудь печью, куда Этьен накидал дров до отказа.

* * *

Семилия Эклер лишь пару минут назад покинула деревянную бадью с нагретой водой. Сейчас она стояла в спальной рубахе, перед зеркалом, любуясь собой и не понимая, как Леон смел ответить отказом ей? Ей, самой графине Эклер! Своей красотой Семилия не уступала, а формами и вовсе превосходила эту худощавую сильвийскую замухрышку. Не говоря уже об образовании и соответственно, интеллекте. Смотря в зеркало, как на неразрешенную головоломку, Семилия упивалась своей красотой: стройной фигурой, аристократическим лицом с чувственными, полными губами, хорошо ухоженными волосами. Семилия никак не могла взять в ток, как Леону могла понравится эта худосочная дикарка из леса? Да, шить она умеет и плести косы тоже, но это же работа руками, удел черни! Лицо Семилии перекосило от отвращения при одной лишь мысли о том, как ласка Леона достается Элиссе, а не ей. Той, кто знаком с ним с детства! От этих мыслей девушку внезапно отвлекло то, что к ее прекрасному отражению в зеркале добавилась фигура в черном плаще. Семилия так погрузилась в свои думы, что даже не заметила, как через незапертое окно в ее комнату проник лазутчик. Комната Семилии находилась на третьем этаже, а поместье неплохо охранялось, но видимо недостаточно, раз произошло то, что произошло.

Превозмогая цепенящий ужас и готовая вот-вот закричать, что есть сил, Семилия обернулась. Ей показалось, что на этот поворот ушла целая вечность, хотя прошло не более пары секунд. Знакомое лицо лазутчика расслабило девушку. Семилия сочла, что подобный дерзкий акт просто раскрыл давно скрываемые чувства Готфрида к ее персоне и теперь он, не в силах более терпеть, пришел к ней признаваться. Впрочем, эта мимолетная мысль была глупостью, капризной прихотью и только. Семилия слишком хорошо знала Готфрида, — какие еще чувства у того, кто прослыл как охочий до утоления голода плоти и только ее одной? Вот до чего дожил этот дамский волокита! Уже себе призрачную девицу сыскал, так возрос его аппетит до женских юбок — подумала Семилия, обратив внимание на Беатриче, вылетевшей из рукава Готфрида, точно тот был фокусником. Скорее всего, такой варварский визит обусловлен тем, что рыцарь беспросветно пьян.

— Как ты смеешь врываться в покои дамы без спроса? Я даже не одета! Какое у тебя ко мне дело? — капризно упрекнула Эклера старого знакомого, который хоть и был красив в ее понимании, но всегда отталкивал своей приземленностью и ветреностью в вопросах касающихся отношений с женщинами. Быть женщиной Готфрида, означало — быть одной из многих женщин Готфрида.