В поисках образа духовного пейзажа Кандинский останавливается на двух мотивах – с одной стороны, это горы, которые напоминают и пейзажи Мурнау, и сцены из антропософских пьес Рудольфа Штайнера, с другой – противопоставленный природе город. Образ города двоится: древнерусский кремль и посад связаны скорее с позитивными эмоциями, а современный европейский город с его улицами и комнатами – это место событий, поданных с иронией либо с намеком на Апокалипсис. В пьесе «Черное и белое» несколько медитативных горных сцен. В первой картине «черная гора начинает расти кверху сначала медленно, а потом все быстрее. Когда гора закрыла почти всю вышину сцены, за сценой раздается нервно и настойчиво звенящий высокий гортанный голос, который как бы провозглашает что-то невнятное». Во второй картине «посередине сцены черный невысокий холм, несколько напоминающий носилки. На нем лежит в профиль будто бы женская белая фигура (по величине она раз в пять больше человека), закрытая с головой белой материей, падающей на пол и растянутой по нему дальше». Обходя эту фигуру кругом, хор воспевает попытку прорыва в новый мир:
В четвертой картине пьесы «Черная фигура» апофеоз массового действия проходит на фоне открытого пейзажа с древнерусским кремлем и радугой: «На фиолетовом небе огромная радуга по всему фону. На лазурно-синей скале – укрепленный замок с двумя золотыми куполами. Изумрудно-зеленая полоса моря. Справа красное дерево с большими розовыми цветами. Слева светло-желтое дерево с белыми цветами». Когда пеструю толпу вытесняют безликие синие фигуры, пейзаж мгновенно меняется: «Радуга исчезает. Большое круглое грозовое серо-белое облако поднимается из-за моря. Деревья содрогаются. За сценой слышно пение “о – о – о”». По мере выдвижения угрожающей шеренги пейзаж приобретает все более мрачный вид: «Небо становится черным, облако – совершенно белым. Совсем сзади, словно на воде, появляется черная фигурка. Громкий крик вырывается у розовых людей»47. В «Эпилоге» тетралогии персонажи взбираются по белой лестнице на синий холм. За ним находится «коническая, но неправильной формы гора – белая с большими неправильными черными пятнами. Слева и совсем сзади два стройных, черных, склоненных друг к другу дерева с тонкими ярко-желтыми стволами». В конце действия старческий голос спокойно говорит: «Ну, теперь-то может взойти солнце». И оно слушается его приказа: «Из-за крутой стороны холма справа налево поднимается гигантское солнце, которое такое ярко-красное, что оно заглушает и убивает всё остальное»48. В этих сценах пейзаж доведен до высокой степени условности, а его трансформации полностью зависят от внутреннего состояния героя и массы.
Композиция для сцены «Желтый звук», законченная в 1912 году и напечатанная в немецком варианте в альманахе «Синий всадник», – наиболее цельное сценическое произведение Кандинского, обладающее сквозным сюжетом. Действие также разворачивается в духовных, а не в обычных пейзажах. Первый такой пейзаж появляется во Введении. В темноте сцены хор поет:
В картине 1 на фоне зеленого холма появляются пять желтых великанов «со странными желтыми неясными лицами». Во время их пения пейзаж меняется: «Холм сзади медленно растет и делается все светлее. К концу – он белый. Небо становится совсем черным». Следующая картина показывает появление живого желтого цветка. Сначала мы видим зеленый холм на фиолетовом фоне. Под резкие музыкальные звуки «фон сразу делается грязно-коричневым. Холм становится грязно-зелёным. Прямо в середине холма образуется неопределенное черное пятно, то ясное, то размытое. На холме вырастает желтый цветок гротескного вида. Он «отдаленно напоминает большой кривой огурец и делается все ярче. Стебель длинный и тонкий. Только один тонкий колючий лист торчит из середины стебля в сторону». Люди в разноцветных одеждах поклоняются цветку, но при появлении серых фигур «желтый цветок судорожно качается. Позже он внезапно исчезает. Так же внезапно все белые цветы делаются желтыми».