Неизвестно, знал ли Прокофьев о дискуссии, впервые развернувшейся в мировом научном сообществе о допустимости награждения ученого, способствовавшего появлению невиданного ранее числа жертв. Но американские газеты, которые в данной дискуссии также участвовали, Прокофьев, скорее всего, проглядывал в поисках информации о российских событиях и откликов на свои выступления. В любом случае идея кардинальных изменений человеческого естества (вплоть до его полного уничтожения) под действием внешней и невидимой разрушительной силы, приобретшая тогда острую актуальность, в замысле «Газового Завода» проявилась у композитора впервые. Продвинуться же еще дальше означало ступить на поле, где
А. Г. Гороховец. Иллюстрация на форзаце книги «Идут роботы» (издание 1936) https://retro-futurism.livejournal.com/4159°6.html
5 апреля 1924 года Прокофьев посетил в Париже «“Р.У.Р.” <…> чешскую пьесу из жизни автоматов (искусственных людей)», которую «<…> смотрел с большим увлечением <…>»32. Пьеса Карела Чапека, опубликованная примерно через полгода после завершения (осенью 1920-го) и поставленная впервые 2 января 1921-го, принесла автору мировую известность. Здесь он первым открыл близкую экспрессионизму тему взаимоотношений человека и машины, выхода последней из-под контроля своего создателя и бунта машин, ставшую столь востребованной в XX столетии. В пьесе также впервые употреблено слово
Естественно, гениальное прозрение Чапека не осталось без подражаний: в 1929 году украинский фантаст Владимир Владко написал «социально-фантастическую повесть» «Идут роботы» («Ідуть роботарі).
В. Е. Татлин. Модель «Памятника III Интернационалу» (1919–1920, фотография с выставки в Лондоне 27 февраля 2012) https://commons.wikimedia.Org/wiki/File: Model_of_Tatlin_ Tower,_Royal_Academy,_London, _27_Feb_2012.jpg
В России идея конструирования «нового человека», «человека будущего», в формулировке Льва Троцкого – «сверхчеловека» оказалась удивительно близкой и поискам экспрессионистов, и антропологическому феномену «искусственного разума» – мощного, рационального, лишенного сомнений «винтика» социальной целостности. «До каких пределов самоуправляемости доведет себя человек будущего – это так же трудно предсказать, как и те высоты, до каких он доведет свою технику, – писал Троцкий. – Общественное строительство и психофизическое самовоспитание станут двумя сторонами одного и того же процесса»33.
Воспевание четкой, слаженной деятельности механизмов промышленного производства стало значительным направлением искусства. В 1920-е «сверхчеловеческое» провозглашал Андрей Платонов, «<…> который строил планы, как потушить одно солнце и зажечь другое – железное, осушая до дна небесные тайны и давая людям железные души <…>»34. Сюжет пьесы Сувчинского «Человеческое солнце», над которой он работал во второй половине 1922 года, близок по смыслу платоновской утопии «победы над Вселенной», превращения ее в обитель «поющих машин», которую, впрочем, можно оставить ради жизни на далеких звездах.
В сценарии Сувчинского действовали «полулюди – полукуклы», первая сцена происходила на «всеобщей фабрике», вторая – в обиталище неких «Романтиков», в третьей начинался «“Лунный и звездный” поход их». Кульминацией пьесы было уничтожение единственного спутника Земли под действием солнечных лучей, специально собранных посредством фантастических линз: «<…> луна плавится и становится газообразной <…> направили на нее в 12 ч[асов] ночи, в Полнолуние <…> собранные лучи – и она сразу растеклась в газовое кольцо <…> [Снова газ!] Конец таков: люди обретают злое и дурное бессмертие, все забывают. Только те, кто “сходит с ума”, – начинают вспоминать прошлое и вспоминают, что могут убить себя. Начинается эпидемия самоубийств. Остальным (не прозревшим) это невыгодно, ибо меньше рабочих рук. Начинается всемирная слежка друг за другом. “Человек человеку – сыщик!” Кончается все – нимбом кометы»35.