Этот сюжет появляется уже в раннем творчестве, в частности в картине «Яппе на берегу» (1892–1893), раннем варианте «Меланхолии» (1894–1895), где изображен мужчина в сложном сочетании чувств грусти, раздражения и ревности. Близко Яппе (это имя друга художника, ставшего моделью в картине «Яппе на берегу») изображение «поверженного мужчины» в «Сфинксе» и «Расставании», в которых угадываются черты мужчин из окружения Мунка, а также его собственные. При этом образ женщины не связан с каким-то определенным типом. «Поверженный мужчина» («Пепел» или «Вампир»), предстает оцепеневшим, в напряженной позе от сковавших его эмоций (это может быть отчаяние и опустошенность на пепелище страсти или чувства, глубоко скрываемые, но не менее сильные). Мотив опустошенности, оцепенения можно увидеть также в трактовке «поверженного мужчины» в работах «Перифраз Саломеи», 1898, 1894–1898, «Саломея», 1903) или сходных с ним изображениях («Мужская голова в волосах женщины», 1896–1897,1897). Кроме того, в полотнах «Вампир» или «Любовь и боль» присутствует образ «женщины в красном», виновницы опустошенности героя. Тревога исходит от ее поцелуя, ее рыжих волос, паутиной опутавших спутника, но и от мужчины, представленного в горько согнувшейся позе и подчеркнутой бледности из-за темного цвета волос. Глухая тень, которая в более поздних вариантах волнистыми движениями обрамляет пару, сконструирована на сочетании желтых, рыжих, темно-синих и зеленоватых тонов – все это в целом как бы усиливает обреченность и тоску общего настроения.
В работах после 1900 года «мужчина поверженный» предстает в других образных интерпретациях. Это человек наедине с мрачными думами, как в «Автопортрете с винной бутылкой» (1906). Опущенные плечи художника и его депрессивное состояние, а вокруг, словно чуждые организмы, возникают фигуры официантов. Фигура Мунка перед винной бутылкой решена сочетаниями охристого, зеленого и красного цветов, усиливающими чувство тревоги.
Среди «переродившихся» образов мужчины после 1900-х годов укажем на изображение старика. Он словно заменил мотив «женщины в черном» – та же аллегория старости, умудренности опытом, символ избавления от страстей мира («Старики и мальчики», ксилография, 1905, «Жизнь», 1910, 1925–1930, цикл «Пять стадий жизни мужчины», «Старик», 1908–1911, «Древо Жизни», 1910).
К отношенческому пласту, по мнению автора, можно причислить мотивы толпы как аллегории социального страха. Основная часть этих образов, которые можно называть «образами толпы тревожной» относится к европейскому периоду творчества Мунка, с 1890-х до 1908 г. В них вложена общая проблема противопоставления личности социуму, подсознательный страх поглощения социумом индивида. К данному типу символических доминант можно отнести образ толпы, представленный в таких работах, как «Вечер на улице Карла Юхана» (1892), «Голгофа» (1892). В последней работе в людях, лицах-масках, окруживших распятого, можно узнать друзей, знакомых и противников художника.
Тема угрожающей или, наоборот, испуганной, тревожной массы людей близка по своему наполнению экспрессионизму. Стоит, к примеру, вспомнить картины Макса Бекмана или Отто Дикса. Также можно упомянуть и работы еще одного предтечи экспрессионизма Джеймса Энсора. Его образы толпы – людей, скелетов, лиц-масок, кажущиеся то пугающими, то напуганными, сходны с темами некоторых работ Мунка. А некоторые из полотен Энсора, такие как «Смерть в погоне за стаей смертных» (1896), возможно, повлияли на позднее творчество норвежца, в котором также периодически возникает тема толпы людей в паническом ужасе («Панический страх», «Люди на площади», 1920).
Второй, бытийный, пласт образной иконографии Эдварда Мунка составлен из образов, отражающих витальность общеприродного масштаба, стоящую над личностью, можно сказать, довлеющую над ней. Это вопросы бытия и смерти. С одной стороны, художник вкладывает в персонажа ощущение страха смерти, ужаса перед уходом в небытие. С другой – обогащает свое искусство пантеистическими идеями перерождения, слияния с телом земли, осознания человека как части метаболизма Вселенной.