Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова

На просьбу объяснить, кто инициировал приграничные стычки, Проханов, всю жизнь разоблачавший юаровскую агрессию, соглашается, что, скорее всего, это была «атака черных».

Приземлившись в Луанде, он сразу отправляется в южную, пограничную ангольскую провинцию Кунене, в Лубанго: место приграничных стычек. Там размещались русские советники по использованию различных типов оружия, по вождению танков, по танковым двигателям и тактике. Эти советники — полковники или подполковники — прикреплялись к бригадам, за каждым туземным комбригом стоял наш советник, помогавший планировать операции. Проханов двигается по этим бригадам, посещает подземные города, состоящие из целых улиц блиндажей, тренировочные лагеря, плавает по айболитовской реке Лимпопо, предпринимает вояж по трансафриканской трассе Каир — Кейптаун, наблюдает на рейде поразившее его зрелище — советский десантный корабль (где, как выяснится, был в этот момент отец Дмитрий Шмелев, тогда еще морской офицер), бродит по улицам Луанды и Мапуту (столицы Анголы и Мозамбика соответственно).

Луанда поразила его «бутафорскими демонстрациями, бумажными электростанциями и тряпочными ракетами» — «пенопластовый социализм», как он выразится в поздней версии «Африканиста». Не такой уж пенопластовый: как раз в тот момент, когда он туда попадает, начинается строительство мавзолея первого президента Агостиньо Ньето, под чьим предводительством здесь в 1975 году произошла революция. Это циклопическое сооружение, которое видно со всех точек Луанды. Гигантская, 100 метров в высоту, стела, похожая очертаниями на космический корабль, покоится на платформе, которая, как планировалось, должна была вместить собственно мавзолей с саркофагом покойного главы государства, кабинеты президента и министров, бункеры с бронированным стенами, залы приемов. Вокруг разбивается площадь Революции, для торжественных мероприятий. Проект, разумеется, был разработан советской стороной.

Юг Африки был важным коммуникационным пространством — проходом из Индийского океана в Атлантический, и в акватории вокруг мыса Доброй Надежды курсировали как натовские, так и советские подводные лодки. Ангола и Мозамбик были плацдармом советского влияния в регионе, СССР поддерживал Африканский национальный конгресс, который вел террористическую войну против ЮАР за освобождение и против апартеида. «Так что я думаю, мы там воду мутили. А потом были бесконечные ответы».

— Что значит «думаю», вы же специалист?

— Я попал на эту войну, когда она уже была развязана. Но я полагаю, что, вторгшись в португальскую колониальную систему, мы стали помогать повстанцам, предложили свой режим, свои методики, поставляли оружие, «Калашниковы». Обычные советские дела.

В ответ на рейды ангольцев и мозамбикцев юаровский батальон «Буффало» вторгался на территорию Анголы и Мозамбика.

Первый репортаж из Анголы появляется в «Литературной газете» 3 июня 1981 года. «Лесная фазенда — возделанное поле с кукурузой, дом под черепицей», «двигаюсь вдоль намибийской границы с ангольским офицером», «молодые черноликие воины», «арьергардный бой империализма», «живу в партизанском лагере», «круглые, из вбитых кольев, хижины кимба».

Африканские приключения Проханова в «прифронтовых государствах» можно корректно реконструировать по роману «Африканист», который, по обыкновению, существует в двух вариантах. В написанном по горячим следам «подмалевке» главного героя зовут Бобров, он кинорежиссер, снявший несколько фильмов, очень похожих по описанию на «Иду в путь мой», «Время полдень» и «Вечный город»: фольклор, путешествия по пространствам, город. Любопытно, что в «советском» «Африканисте» эротическая интрига редуцирована — она обрывается после первых робких попыток Боброва соблазнить привлекательную, но тем не менее верную мужу деятельницу Африканского национального конгресса. Не то генерал Белосельцев, герой новейшей версии романа, действующий под камуфляжем легенды «советский журналист» и безуспешно пытающийся укрыться от более точного определения «советский Джеймс Бонд», — который в первый же вечер своего пребывания на континенте влюбляется в эту самую деятельницу, африканку Марию. И, знаете, даже при графоманской репутации нашего автора отрезок текста между «Зайдем ко мне на минуту… Я подарю вам альбом с видами Москвы… Мы выпьем чашечку кофе…» и «В глубину, в сочную сердцевину цветка, в дрожащую сочную мякоть. Цветок увеличивался, раскрывал огромные лепестки, превращался в жаркое солнце, в слепящий взрыв, выталкивая его из бытия в бестелесную неподвижность, в ослепительную пустоту» — крайне выразителен. Об этой африканской женщине, «чьи лиловые соски были сладкими от земляничного сока», и проведенной с ней ночи в мозамбикском отеле «Полана» Белосельцев очень любит вспоминать кстати и некстати — обычно в Москве, направляясь на встречу с Березовским или Хакамадой.