Человек с горящим сердцем

Европейская часть Шанхая. Федор на сверкающей огнями Наньцзинлу. Заходил в магазины, мелкие мастерские, ресторации и предлагал свои услуги. Пусть работа даже только за еду и ночлег… На парня в косоворотке, фуражке и сапогах удивленно смотрели. Нет работы, нет!

Раскрыв под уличным фонарем словарик, Федор углубился в него. Спросить бы у полисмена, где район Пудуна с его верфями и доками? Авось там…

— Артем… Ты ли это, Артем?! — вдруг услыхал он.

Приглядевшись к тощему оборванцу в матросской робе, Сергеев изумился:

— Наседкин? Конечно же, Володька! Тебя-то как сюда занесло?

Обнялись по-братски. Земляк на чужбине, да еще соратник, — радость двойная. Наседкин… Паренек из депо Харьков-Главный. Ну и ошарашил же он в 1905 году солдат Охотского полка своим пакетом с прокламациями!

Накормив Володю, Сергеев повел его к себе. Земляк поведал о своих странствиях.

После Харькова вел революционную пропаганду в Проскурове, в своем Днепровском полку. От военного суда бежал в Одессу. Там его накрыли жандармы. В 1907 году Наседкина приговорили к ссылке в Сибирь. Из таежного села он скрылся через двадцать минут после прибытия. По Лене и Витиму добрался до золотых приисков Бодайбо. Потом работал в низовьях Амура на рыбных промыслах и выехал тайком оттуда на японском судне в Нагасаки. «Зайцем» сел на русский пароход «Рязань», но капитан обнаружил его под брезентом шлюпки и сдал в Шанхае царскому консулу. Беглеца должны были отправить на родину с ближайшим кораблем, а пока поместили в Дом моряка. Володя и оттуда бежал. Что теперь делать, куда податься?

— Выкрутимся, — успокоил Федор парня. — А сейчас давай спать.

И верно, утром набрели на русскую булочную Ерохина, где работали пекарями два соотечественника — черноволосый Щербаков и голубоглазый Женька. Однако новым землякам Ерохин отказал:

— Нет для вас, ребята, в пекарне занятия. Разве что развозить по городу хлеб клиентам. Так ведь работа черная — для китайского кули! Соответственно и плата…

— Мы согласны, — заявил Федор. — Чем европеец лучше китайца?

Ерохин пожал плечами и велел пекарям накормить новичков.

Вставали «белые кули» ни свет ни заря и к четырем часам утра уже прибегали в пекарню. Пересчитав и погрузив на тележку хлеб, Федор впрягался, а Наседкин толкал ее сзади. Сперва везли в харчевни, кафе и пансионы, потом по особнякам и квартирам. Заработок ерундовый, но не голодали. Ерохин позволил им спать в чулане при пекарне.

Китайцы останавливались и глазели на двух белых, тащивших тяжелый груз. Такого в Шанхае еще не видывали! Но Федор был выше предрассудков.

А белых богачей зрелище новоявленных кули шокировало. Однажды англичанин остановил русских:

— Если царский консул не в состоянии вас накормить и одеть — это сделает представитель Великобритании. Не позорьте честь белого человека! Он призван быть здесь господином, а не рабом.

Федор презрительно глядел на непрошеного заступника:

— Убирайтесь-ка, мистер, — не имею чести вас знать — к дьяволу! Это вы и вам подобные позорите честь белого человека.

Среди китайских носильщиков, грузчиков и рикш Федор скоро перестал вызывать удивление. Завидев его, они весело кивали, подталкивали тележку на подъеме. Тут же на улице, у походных жаровен и рогожных ресторанчиков, Сергеев подкреплялся нехитрой едой кули. С аппетитом уплетал горячие лепешки из чумизы на бобовом масле, ел моллюсков с отварным рисом, пил зеленый чай.

— Шанго! — одобрительно говорили китайцы. — Хорошо!

Шанхайские газеты набросились на Федора и Володю: выселить из города русских, опустившихся до уровня нищих китайцев!

Сергеев лишь посмеивался. Газетчикам охота почесать языки? На здоровье. А он с Наседкиным продолжал демонстрировать всему городу дружбу белого рабочего с простыми китайцами.

Иногда Федор отправлялся в порт. Предлагал капитанам русских пароходов хлеб.

— Свежий, по-русски присоленный? Тащите! — говорили те.

Подав сигнал Наседкину, Федор спускался в матросский кубрик и, пока Володя доставал корзину, задушевно беседовал с земляками. Занятие привычное — открывать людям глаза.

Но корабли с родины заходили в Шанхай нечасто, и Федор стал сколачивать коммуну из земляков.

Нашли дружков Наседкина — Саню и Сашку. С ними Володя в Нагасаки сел «зайцем» на пароход «Рязань», но в Шанхае товарищи потерялись. Теперь они сняли просторное жилье. При комнате была кухня с плитой и котлом. Безработный Саня-кочегар покупал продукты и готовил. Работая в колбасной, Сашка приносил кости, мясные обрезки. А когда к ним переселились пекари Щербаков и Евгений, то коммуна стала процветать.

Коммунары жили дружно. Все заработанное складывали в общую копилку — на отъезд. Не оставаться же в Шанхае навсегда? Китайский язык и грамоту скоро не осилишь. Тысячи иероглифов, разные наречия… А как жить, работать с народом без языка? Ведь не единым хлебом жив человек.

Надрываясь на черной работе, Сергеев никогда не забывал о своем достоинстве — достоинстве пролетария.