– А в чем же заключается твоя история? – спросил я Герберта.
– Она, несомненно, была, но я не стану ее рассказывать, потому что ты и так ее знаешь, – сказал старик.
– Здесь и впрямь ничего не случается? – полюбопытствовал я.
– А зачем, когда вечность, – ответил Герберт.
– Я не согласен, вечность была бы и без нас. Наша жизнь не имеет смысла для вечности, она создана в ней, – начал, было, я, но Герберт прервал меня, что на него было как-то и не похоже.
– Что вообще наша жизнь? Жизнь у каждого есть своя и мы всего лишь их пересекаем, – серьезно сказал Герберт.
– Пожалуй, – ответил я, но не медля продолжил, опережая победный взгляд старика, – а еще есть любовь. Без которой жизни пересекаться бы не стали, – закончив фразу я посмотрел на деда и снова увидел печаль на его лице, но тем не менее я чувствовал, что сказать был должен.
– Кого же ты любил, мальчик? – спросил меня дед.
– В ваших краях не особенно много девушек, да и приветливостью они не отличаются, так что пока нет … – выдавил я концовку фразы.
– ну, эт понятно, – прыснул дед.
– А если в целом, мне есть, кого любить. Говоря о друзьях это слово тоже уместно, если они настоящие. Мне не подойдет слово уважение, уважать можно даже врага и только близких, любить, – не знаю, удивил ли я деда, но мне кажется, в этот момент мы будто поменялись местами. Пожилой старик выглядел маленьким мальчиком перед юнцом, в мысли которого закралась мудрость. Быть может и ничего умнее в мою голову в жизни не придет, но тогда я знал, что бесконечно прав.
За нашим разговором прошло немало времени. Звездочка исколесила все небо, а больше ни чего и не изменилось, замок, как и был, все так же огромен, туман стоял над ним неподвижно. Менялись ощущения, не более. Под ногами же стало чуть больше песка или пыли. Видно все же то был песок, только очень мелкий. Старик шел бодро и от того меня все больше удивляло, что на песке оставались протяжные следы, как от шаркающих ног. Я начал гадать, каким будет город. Должно быть, он не станет смотреть на меня как любой другой, утонувший в собственном быте. Нет, не о нем эта песня. Мы идем в живой город.
Побудь за стеною
В расхожих клише
Дай время покою
Кирпичной душе
Ступай в свою рощу
В богатый эдем
Оставь свои мощи
Где ты еще нем
Дальше он не пойдет. На горизонте был все тот же туман, а в нем замок, но порог тумана близок и за него мне придется идти одному. Герберт – заложник собственной клятвы, мне все-таки жаль тебя, но произносить это вслух я не стану, не хочу снова вызвать в тебе противоречивых чувств. Ты абсолютно прав в своей идее, потому что она твоя, а пока так, ты остаешься собой.
–Пора прощаться, – с грустью сказал я, хотя в душе больше было надежды.
– Пора, – сказал Герберт почти отрешенно.
–Я передам привет от тебя фонарю, – улыбаясь, произнес я.
– Не нужно, я и сам бы мог, но… – старик недоговорил, я все равно все понял.
– Я обязательно буду помнить тебя, – я начал прощаться.
– Если снова вернешься, не зови ни куда, – улыбаясь, сказал Герберт.
– Ты можешь гораздо больше, – сказал я и протянул руку. Старик взял ее в обе ладони, и не глядя на меня, потряс ее, а затем поднял свой взгляд, тот же самый что и при встрече, немного смущенный.
Неподвижный туман стеной оставался позади, будто скованный волей чудесного города, в веках стоять на страже. Неожиданно я оказался в самом центре, словно рукой подброшенный за его стены. Тишина нависла надо мной, так как бывает в преддверии опасности. Я опустил глаза, и камни уставились в них. Когда тебе смотрят в затылок, ты ощущаешь нечто похожее. Кругом огромные башни стрелами возвышаются над маленькими домами из серого камня. Дорожки того же цвета что и дома, устланы ровно, как зеркало. Вдоль домов тянутся тротуары с горшками зеленых растений, в линию стоят фонари. Только под фонарями вовсе нет лавочек, как было тогда у меня. Ближе к домам ютятся телефонные будки, красные настолько, что в общей серости режут глаза. Чуть поодаль виднеются мостики, дугой переложенные через канал. Возможно, то была настоящая река, вот только вода в ней показалась какой-то слишком яркой, синей – синей. Лишь на картинке я как-то видел такую воду в одном озере среди скал. Я слегка обернулся, и стало совершенно ясно – передо мной самый центр этого безлюдного творения цивилизации. В один большой круг, здесь была раскинута площадь, а посреди нее… мы привыкли видеть фонтан, большую статую или колонну. На этой площади красовался совершенно обычный стул, но в самом ее центре. Я вдруг понял, что должен был захотеть сесть на него. Так поступил бы едва ли не каждый, но мне это не к чему. Любой, кто остался бы здесь непременно бы сел. Город не угадал моего желания, и я побрел дальше.