Словно моргнув, ночь отступила так быстро, как и не было ее вовсе. Ночь исчезла, а вместе с нею и весь пейзаж превратился в нечто совершенно иное. Откуда не возьмись, выросли небоскребы, увешанные интерактивными щитами, по улицам стали разъезжать подобия автомобилей или вроде того и толпы людей на тротуарах, в расписанных костюмах и платьях. Пожалуй, гул всех этих новшеств и разбудил день. Вчерашнее безумие, сегодня может показаться образцом адекватности, когда, не услышав ни единого слова, в бесконечной болтовне я очнусь посреди всего этого, а рядом нет их. Мистер Вульф и Боб исчезли, как будто на новой сцене их просто не должно быть. Я сижу на тротуаре, меня обступают и пихают прохожие. Девушка во всем блестящем, как золоченая фольга ударила меня зонтом, рядом с ней был такой же блестящий мужчина, только серебреного оттенка и тоже чем-то меня ударил. Пройдя еще несколько шагов, они одновременно обернулись, сделали жалостливые выражения лиц, а после улыбнулись и пошли дальше. Не понимать происходящего, казалось бы, норма, но на этот раз меня это угнетало. Посидев еще немного на бетонном покрытии нелепого парада, я поднялся, и уж было дюжился идти, но всякий раз поток разворачивал меня в стороны. Должно быть, смешно этим кривлякам, было смотреть на меня, открывающего рот истукана, а мне совсем было не смешно и даже как то жутковато. Наконец я остановил одного прохожего и вцепился в него, лишь бы не ушел.
– Кто ты такой? Куда ты идешь? – резко спросил я у такого же расфуфыренного красавца, как и все остальные, только улыбка у него в отличие от всех, куда-то исчезла.
– Чего вам всем надо здесь, зачем ты тут? – едва спросив это, я уже понял, что такой вопрос поставил бы в тупик даже нормального человека, что уж говорить об этом павлине.
– Отстань от меня, – крикнул павлин и вырвался в тот же миг.
Снова собирая на себе недоуменные взгляды и толчки, я постарался уйти как можно скорее. Наконец мне показалось, что я куда-то пришел. Здесь кончались потоки идущих, и начиналось торжество фанатиков поклоняющихся самим себе. Одетые во все яркое, пестрое настолько, что рябит в глазах, они плыли у меня перед глазами в огромной чаше. Посреди чаши бил фонтан светящейся жидкости. Все кругом плескались, вздымая руки и крича, не обращая внимания ни на кого кроме себя. Столько людей и все они будто одного возраста, ни кто не стар и не юн. В какой-то момент мне показалось, что одна девушка бежит прямо ко мне, но пробежала она мимо, а затем на коленях скатилась к фонтану и посмотрела вверх. Я тоже поднял глаза к небу, и попытался увидеть, чего же там она в нем нашла, а после когда уже опускал глаза, понял, небо таким не бывает. Вечерами в преддверии холодного дня закат случается розовым, но это ведь только закат. На этом небе было много таких закатов, да и солнце далеко не одно. В следующий миг я оказался на земле, зазевался и упал на гладкий пол, покрытый каплями краски. Рядом со мной уже сидел какой-то парень, мне казалось, что именно он-то мне все и объяснит. Он выглядел мессией. Прошла наверно минута, а может и больше, тогда как я не выдержал и решил говорить первым.
– Как тебя зовут? – спросил я и подумал что начал неплохо.
– А как ты думаешь? – спросил разукрашенный сидящий.
– Такие вопросы затем и задаются, что бы узнать точный ответ, – констатировал я.
– Тогда я отвечу, что это не важно, – проговорил парень, а затем встал и пошел медленным шагом.
Я так же поднялся на ноги и пошел за ним, думая, что тем самым он хочет продолжить беседу, или быть может показать мне, что-то особенно важное. Однако и теперь не происходило ни чего удивительного. Как только я стал его догонять, он обернулся и подозрительно посмотрел на меня, а после и вовсе убежал неизвестно куда.
Я подошел к краю чаши и снова поник. Буквально за несколько минут, веселье в радужном цвете стало проклятым нуаром, гнетущим до глубины души.
– Ты, верно, напугал этого паренька, – раздался хриплый голос у меня за спиной.
– Эх, мать твою, дед говорящий, – скороговоркой вырвалось у меня. – Напугал блин. – обернувшись я действительно увидел деда. «Как и хотел» – почему то мелькнуло в моей голове.
– Простите великодушно, – пробубнил дед, и стал, уже было уходить.
– Не, не, не. А ну давай обратно, – возвращая деда, крикнул я.
Дед присел на край чаши, посмотрел на меня и улыбнулся. Я тоже стал улыбаться, да того аж, что слезы наворачивались на глаза. Мы засмеялись.
Оказалось, что чаша эта была не одна, кругом еще десятки таких, и поменьше. Везде фонтаны и водопады разных цветов. Кругом одни краски, а мы идем не спеша и снова молчим. И у деда надо заметить получалось как будто бы лучше, весь седой с плешью на голове, небольшой, но широкой бородой, глубокими глазами он выдавал собой незаурядного мудреца… Хемингуэй не иначе. Надо же вспомнил еще. Брожу, понимаешь с Эрнестом. Я чуть не засмеялся, но не стал. А на Хемингуэя он все-таки похож.
–Могу я узнать твое имя? – робко спросил я, все еще побаиваясь, как бы этот вопрос не отпугнул от меня еще и старика.