Караджан ушел с поминок, рассчитывая заехать на несколько минут к Гулгун. Хазратов увязался очень некстати и, расстроив его планы, раздражал своим разговором. Караджану хотелось только молчать и не думать даже об Ишларбеке, не вызывавшем в нем ничего, кроме чувства досады. Теперь, оставшись один, Караджан беспокоился, застанет ли Гулгун, если зайдет к Музаффаровым, и как хозяева к этому отнесутся. С этими мыслями он уже выехал за окраину города. И вдруг, решившись, круто развернул машину и поехал обратно. Все больше и больше волновала его предстоящая встреча с Гулгун.
С тех пор как Хазратов начал работать в Чарваке, с Кимсанхон он виделся всего три или четыре раза. Хотя он по-прежнему называл ее своею сладкою Обакихон, мимолетные встречи с нею теперь не доставляли ему былого удовольствия. Под теми или иными предлогами она уклонялась от свиданий. А если они и бывали, замечал, что она тяготится его присутствием, думает о чем-то постороннем и всегда куда-то спешит.
Полгода назад она сказала Киемходже, что решила выйти замуж. Он засмеялся и отделался шуткой: то ли не принял всерьез ее признания, то ли был уверен, что в любом случае их отношения изменятся мало.
Изменилось, однако, многое. Обзаведясь мужем, Кимсанхон стала избегать Киемходжу, этим немало его озадачив. Он готов был голову отдать под заклад, что Обакихон не может любить такого человека, как ее Каризода. Что она в нем нашла?
Стоило Киемходже вспомнить Обакихон, и сердце замирало. Хотелось, бросив все, помчаться в Ташкент. Если бы не этот чертов Каризода, он бы так и делал…
Все еще на что-то надеясь, Хазратов время от времени посылал Обакихон подарки. Благо, работа Ишларбека связана с частыми поездками в Ташкент и ему можно доверять поручения такого деликатного свойства…
Обычно Ишларбек звонил Кимсанхон по телефону и сообщал, что привез для нее кое-что из Чарвака. Она приезжала в такси. Жена Ишларбека, зная, что это близкая знакомая начальника ее мужа, всегда обходилась с ней приветливо, приглашала к накрытому столу. Попив чаю, Кимсанхон брала подарки и удалялась.
Сегодня Ишларбек сам открыл калитку. Сделал знак, чтобы она следовала за ним, и направился в подвал. Плавно ступая по ступенькам, Кимсанхон спустилась в подвал. Здесь было сумеречно и прохладно. Ишларбек включил свет. Взяв Кимсанхон за руки, осторожно усадил ее на огромный диван, покрытый красным плюшевым ковром. Она с удивлением оглядывала кирпичные стены и своды: этот просторный подвал походил на средневековый замок. Под потолком на жердях висели вялые кисти прошлогоднего винограда, покрытые пылью. Привстав на цыпочки, Ишларбек снял большую кисть и, ополоснув ее в ведре, положил на ладони Кимсанхон. Она стала есть, отрывая по одной ягодке, и с интересом оглядывалась вокруг. Подвал был набит добром. На стенах висят огромные круги казы — колбасы из конины. В нишах подвешены оплетенные травой крупные дыни-киркма, источающие нежнейший запах. Около стен — ящики, полные яблок. В других ящиках тускло мерцают бутылки с коньяком и водкой. На полках — емкие стеклянные банки с медом или топленым бараньим жиром. Кимсанхон никогда прежде не видела такого обилия отборных продуктов. Вот что значит хороший хозяин. Его жена за ним небось как за каменной стеной.
В расстегнутой рубашке, в галифе, Ишларбек стоял напротив нее, широко расставив ноги и скрестив на груди руки. Он смотрел сверху на широкий вырез платья Кимсанхон и нетерпеливо ждал, когда же она съест виноград. Кимсанхон взглянула на него с лукавой улыбкой:
— Скажите, а почему вас иногда называют Шиларбеком?
Голова Ишларбека чуть-чуть кружилась совсем от других мыслей. Однако хитрая женщина не застала его врасплох. Ему не раз уже приходилось отвечать на подобные вопросы.
— В молодости был довольно шустрым, — сказал он с ухмылкой. — Меня так окрестили женщины, ха-ха-ха!.. В шутку говорили, что Шиларбек может раздеть, а они и глазом не успеют моргнуть, хе-хе-хе… Да, я был озорным джигитом, и женщины меня любили…
— В таком случае вам, наверное, льстит, когда вас так называют? — спросила Кимсанхон, сверкнув глазами.
— Не обижаюсь. Иной раз и Худоургановичем величают, и то не обижаюсь. Не юноша, чтоб вспыхивать, как керосин. Я уже солидный человек. На все могу реагировать спокойно. Мудрецы говорили: «Толстая кожа — бронь для души». Без такой брони не выживешь. Средняя продолжительность жизни, говорят, семьдесят лет. Разве проживешь больше, когда воздух отравлен выхлопными газами, овощи растут с удобрениями. А станешь все близко принимать к сердцу, и столько не проживешь…
— Вы собираетесь очень долго жить?
— Кому этого не хочется?
— Да, такие, как вы, всегда долго живут, — задумчиво произнесла Кимсанхон. — Рано уходят из жизни те, кому до всего в мире есть дело. Сердце у них нежное и чуткое…