Ишларбек и пять-шесть его приятелей, отъехав подальше от Ташкента, чтобы ненароком но попасться на глаза недоброжелательным знакомым, уютно устроились в ходжакентской чайхане под вековыми чинарами и услаждали себя крепкими напитками и пловом. Недавно Сапчабашева за махинации хотели предать суду, но он всеми правдами и неправдами сумел отделаться. Его уволили с работы — и только. Благополучный исход дела и решили отметить небольшим пиршеством под сенью этих прекрасных чинар. Собрались те, кто ему сочувствовал, поддерживал, помогал. Но Сапчабашев все еще не оправился от испуга, и настроение у него было не ахти какое. Подвыпившие друзья его успокаивали, хлопали по плечу, советовали не горевать: была бы шея, а ярмо всегда найдется. Ишларбек улыбался, кивал, соглашаясь, а на сердце становилось тоскливо при мысли, что вряд ли он теперь найдет такую выгодную работу, какая у него была. Потому что он не из тех, кто всовывает свою шею в ярмо. Это туполобым волам дано ходить всю жизнь в ярме. А он, Сапчабашев, поищет занятие по себе… Он поддакивал пьяным разглагольствованиям сотрапезников, устремив осоловелый взгляд на дорогу, по которой беспрестанно двигались с гулом огромные самосвалы с арматурой, бетоном и лесом; миновав мост через Чирчик, они натужно взвывали, поднимаясь по дороге, уводящей в горы. Обгоняя этих медлительных силачей, нет-нет да и промелькнет голубенький чистенький грузовичок-фургон с надписью на борту «Снаб» или «Пищеторг». Ишларбек блаженно улыбался; эти аккуратные машины вдруг начинали казаться ему то упитанной коровой с полным отвислым выменем, то дойной кобылицей, и он тотчас тянул руку к касе, полной кумыса, и, вытягивая губы, всасывал в себя живительный напиток.
Своими сравнениями он потихоньку поделился с сидевшим поближе приятелем. Тот захохотал:
— Мы вначале от кого-нибудь слышим о «жирном месте» и потом идем туда, а вы сразу его видите! В этом ваше преимущество, дорогой!
— Наш Шиларбек зорок, как ястреб! — заметил другой приятель.
— Ястреб? — обиделся Сапчабашев и поморщился. — Никакой я не ястреб! Я не охочусь за мышами и воробьями. Я — орел! Беркут, который может поднять в облака барана. Так-то…
Все согласно закивали головами. Один из них, захмелевший меньше остальных, кося глазами по сторонам, недовольно заметил, что они чересчур разболтались, а тем временем плов стынет на блюде. Все взяли пиалушки с водкой, и кто-то предложил тост:
— Да не убудет никого среди нас и места наши всегда останутся под нами!
Ишларбек залпом опрокинул в себя содержимое пиалы и сморщил лицо. При этом стал разительно похож на обезьяну. Это сходство усугубляли его широкий приплюснутый нос с широкими ноздрями, из которых торчали волосы, и оттопыренные уши. Чувствуя, как все внутри горит, Ишларбек посолил помидор и быстро надкусил. Брызнул сок и, пролетев через головы сидящих, попал в лицо Хазратова, скромненько и тихо сидевшего в сторонке и прислушивавшегося к разговору подгулявшей компании. Сердце Ишларбека обмерло. Угораздило брызнуть негодному помидору именно в лицо этого почтенного человека! Ну, каналья! Он с размаху закинул помидор в заросли райхона. А дружки уже повскакали смеет. Не успел он и рта раскрыть, как они уже за него извинялись и приглашали того человека к своему дастархану. Хазратов же только того и хотел. Он утер лицо платком и, подсаживаясь к их дастархану, сказал, посмеиваясь:
— Ничего, ничего, сок помидора не плевок. Напротив, признак доброго предзнаменования, если благодаря ему встретились родственные души…
Опять наполнили пиалушки, наливая для маскировки из чайников. Выпили, и разговор потек еще оживленнее. В конце концов Хазратов покровительственно похлопал Сапчабашева по плечу и пригласил его к себе на работу…
Как раз в тот момент, когда Хазратов жаловался Садовникову, что у него чересчур велик объем работы, и убеждал, что ему необходим экспедитор, в штаб стройки и явился Сапчабашев с несколькими рекомендательными письмами и прекрасными характеристиками, выданными довольно высокопоставленными людьми, и остался таким образом на Чарваке. И, надо сказать, в делах, связанных с обеспечением, он оказался весьма проворен и очень скоро заслужил этим расположение руководства. Чувствуя это, он по нескольку раз на дню попадался на глаза Садовникову, Каминскому, Шишкину и, заискивающе улыбаясь, уведомлял, что в магазин поступили такие-то продукты, — не угодно ли им доставить на дом?..