Чаткальский тигр

— Да, — с чувством подхватил Ишларбек, не уловив иронии. — Я научился пропускать мимо сердца любые стрелы! Один тип на многолюдном собрании меня назвал «мошенником мелкого калибра». И такое вытерпел. Надо же придумать — «мелкого калибра», ха!.. Жить надо уметь. Я и живу. Неплохо живу… Вон напротив меня, через улицу, соседи — все о добропорядочности толкуют, ну так, кроме борща из капусты, ничего другого и не едят. А одеваются — стыдно глядеть… Мы же умеем вертеться.

— Некоторых «умельцев» иногда отправляют кое-куда, где их заставляют отвыкать от этого «уменья», — посмеиваясь, заметила Кимсанхон и оторвала с кисти последние ягоды.

Слова ее Ишларбека покоробили.

— Что вы говорите? — деланно рассмеялся он. — Что ж, бывают и промашки.

Он сел рядом с Кимсанхон и взял ее за плечи. Она попыталась стряхнуть его руки и встать, но он прижал ее к себе плотнее.

— Что вы делаете? — перепугалась Кимсанхон. — Сюда же может войти ваша жена!

— Не бойтесь, — зашептал он, щекоча дыханием ее шею, грудь. — Она ушла к родственникам… На церемонию приема новобрачных в доме родителей…

— Нет, нет, пустите! О боже, что вы делаете?..

Она изо всех сил уперлась руками ему в грудь, но не выдержала, и локти ее подломились. Тяжелым, жарким, пахнущим потом телом он придавил ее к дивану. И она сдалась…

Через час, медленно ступая на ослабших, словно ватных ногах, Ишларбек поднялся по ступенькам во двор. Щурясь, как крот, от яркого солнечного света, посмотрел по сторонам и прислушался. Потом махнул рукой Кимсанхон. Она взбежала по ступенькам, быстро пересекла двор и исчезла за калиткой.

Приехав домой, Кимсанхон приняла ванну и прилегла на диван. Не заметила, как уснула. Она не слышала, когда возвратился с работы муж. Лишь утром, когда Каризода невзначай загремел на кухне кастрюлей, вскочила, протирая глаза. Плед с нее сполз на пол. Она поняла, что это он укрыл ее ночью и, боясь разбудить, лег отдельно. Кимсанхон уткнулась лицом в коленки и заплакала. Ощутив на плече прикосновение, вздрогнула, как от удара тока.

— Что с тобой? — спросил муж.

— Вы… Вы суфи, святоша!.. Вы не замечаете, что я женщина!

Каризода сел на краешек дивана, погладил ее по голове:

— Чем ты расстроена? Ведь я тебя ничем не обидел.

Она порывисто обернулась, откинув назад волосы. Глаза ее были полны слез. Она ткнулась лицом ему в грудь и расплакалась пуще прежнего.

— Лучше бы обидели!.. — с трудом выговаривала, захлебываясь слезами. — Лучше бы избили!.. Я этого стою… Стою!..

Каризода прежде работал главным бухгалтером в институте. Зная его легковерность и простоватость, некоторые до небес превозносили его способности. Ахая и охая, восторгались, какой он хороший человек. Беззастенчиво льстили, уверяя, что жизнь в институте замерла бы, не будь он главным бухгалтером.

Поначалу Каризода сознавал, что ничем, в сущности, не отличается от других, но комплименты были сладостны. Потом пришла мысль: может, он чересчур скромен, принижает свои достоинства? Есть же пословица: «Не говори о себе сам, лучше послушай, что люди о тебе скажут». И постепенно Каризода становился все высокомернее, ходил, выпятив горделиво живот, не замечая, что похож на детскую надувную игрушку — стоит проткнуть, и она потеряет всякий вид.

Именно таким он себя и ощутил — надувной игрушкой, из которой выпустили воздух: едва ему исполнилось шестьдесят, его скоренько спровадили на пенсию, не давая, как говорится, дыне перезреть.

Юбилей Каризода отмечали в райпищеторговской столовой. Он пригласил и своего давнего знакомого Киемходжу Хазратова. Киемходжа привел с собой Кимсанхон. На этом вечере Каризода и познакомился с ней…

Сейчас Каризода работает там же — простым бухгалтером. И многие из тех, что недавно пели ему дифирамбы, потеряли к нему всякий интерес. Встретив на улице, делают вид, что не заметили… Эх, жизнь — штука мудреная! Хоть пуд соли съешь с людьми, а все же до конца их не узнаешь. Приходит сейчас Каризода на работу и неловко чувствует себя. За людей стыдно. И за себя тоже. Столько лет обманывался…

Размышляя об этом, Каризода гладил легкой, как щепа, рукой волосы жены. Она успокоилась и только время от времени глубоко вздыхала. Не поднимая головы, взяла его ладонь и прижала к мокрой щеке:

— Каризода-ака, давай уедем отсюда!..

— Куда?

— В Наманган.

— Зачем? Разве тут плохо?

— Плохо! Мне очень плохо!..

— Чем же?

Кимсанхон выпрямилась, опершись руками о его колени, и посмотрела ему в глаза:

— Каризода-ака, вы такой добрый… Вы меня ни о чем не расспрашиваете… Вам не интересно, да?.. Вы же не знаете, какая я!.. О господи…

— Знаю, — сухо сказал Каризода. — Для этого не нужно особой проницательности. Достаточно знать, что ты была близко знакома с Киемходжой Хазратовым… Но теперь ты моя жена.. Отныне все будет по-другому. Теперь и я не тот, кем был. Мы оба все начнем заново…

Кимсанхон схватила его за плечи:

— Прошу вас, уедем! Чтобы заново — надо уехать!..

Каризода долго сидел молча, внимательно разглядывая жену, будто хотел что-то прочесть в ее глазах, и сказал:

— Сделаем, как тебе лучше…

XV ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН