В «Волге» сидели, как Караджан заметил, пожилые солидные люди, и с ними ему, пожалуй, следовало объясниться. Он отворил заднюю дверцу и сказал:
— Извините, пожалуйста. Мне с моей сестренкой непременно надо было сегодня повидаться.
Караджан откатил газик на обочину и опять вышел на дорогу. Он долго смотрел вслед автомобилям, оставляющим позади клубящийся хвост пыли, смотрел, пока они не скрылись с глаз. Эта встреча с Гулгун за одну минуту пустыню его сердца обратила в цветущий сад. Насколько же прекраснее теперь и эта земля, и лучезарнее небо! Просто удивительно, как он мог жить, не зная о Гулгун?! Он взбежал вверх по склону, путаясь ногами в высокой траве, оскальзываясь, остановился, широко разведя в сторону руки, и крикнул во всю мочь своих легких:
— Эге-ге-гей, го-ры-ы! Я люблю Гулгу-у-ун!
И горы отозвались:
— Люб-лю-у… Гул-гу-ун…
Конечно, они тоже любят Гулгун. Она же здесь родилась и выросла. Разве могут горы не любить ее!
Со стороны карьера донесся взрыв, и глухой гул прокатился далеко в горах. Караджан взглянул на часы и быстро, перескакивая через камни, стал спускаться к машине.
XIV
И ОНИ ТУТ КАК ТУТ…
Киемходжа Хазратов несколько раз приезжал в Чарвак, и Караджан об этом слышал, но, находясь все время на плотине, не мог с ним увидеться. А когда они встретились в коридоре штаба перед совещанием, оказалось, что Хазратов уже неделю работает на стройке. После обмена рукопожатиями Киемходжа повлек его в конец коридора к окну и, вынув пачку «Золотого руна», предложил закурить. По коридору гулял сквозняк, и дым тонкой струйкой убегал в открытое окно. После каждой затяжки Киемходжа стряхивал пепел за подоконник. Как бы между прочим он сказал, что назначен на должность заместителя главного инженера и ему вменяется в обязанность обеспечивать все участки строительными материалами, а строящийся городок — продуктами питания. Он заметил это вскользь, но при этом сумел — интонацией, ироничной улыбкой и чуть приметным чванством, которое на себя напускал, — подчеркнуть свое превосходство, так что легко читались его мысли: «А я рангом все же выше вас, любезный!..»
По коридору сновали инженеры, прорабы и исчезали в кабинете Садовникова. Деревянный пол гулко громыхал под их шагами.
В дверь выглянула секретарша и сказала, что совещание уже начинается. Киемходжа придержал Караджана за локоть и сказал, прищурясь, с оттенком укоризны в голосе:
— Не захотел ты, дружище, замолвить за меня словечко Георгию Исаевичу и Шишкину. Но нашлись добрые люди и без тебя…
— Думаю, столь добрые, что их слово для начальника строительства весомее моего, — улыбнулся Караджан.
— Разумеется! — сказал Киемходжа и, опередив собеседника, вошел в дверь кабинета, где, передвигая стулья и тихо переговариваясь, рассаживались приглашенные на совещание специалисты.
В первые дни Киемходжу Хазратова можно было видеть то на разгрузочной базе, то на лесоскладе. Держа под мышкой потертый желтый портфель, он расхаживал среди штабелей досок, бревен, железных и бетонных труб, мешков цемента. Он поставил себе за правило не доверять поставщикам и самолично вел учет, проверял документацию. Но очень скоро ему надоело это занятие, и он перетащил из Ташкента своего дружка Сапчабашева. Назначив его главным экспедитором, всю «пыльную» работу взвалил на его плечи. Немалого труда стоило ему убедить Садовникова в необходимости такого пробивного человека, который сумеет летом снег раздобыть, а зимой — перепелиные яйца. И теперь, имея под рукой Ишларбека Худайбергановича Сапчабашева, он мог спокойно посиживать в своем чистеньком кабинете, подписывать бумаги и отдавать распоряжения. Секретарша уже усвоила, что ему нравится, когда она время от времени приносит крепко заваренный чай. Он сажает ее напротив себя, наливает ей и себе и угощает ее конфетами в красивых обертках. Мило беседует и смотрит, словно кот на сало… Такие конфеты девушка пробовала впервые. Да и сам он, Хазратов, еще не ел подобных. Их может раздобыть только Ишларбек Худайберганович Сапчабашев. О, этому экспедитору и не такое под силу. Не человек — клад. Само провидение свело их.
Когда секретарша уходила, он смотрел на прикрытую ею дверь и горячо потирал ладони. Так он поступал, если собирался предпринять что-то такое, от чего ему была прямая выгода. «Надо сказать Сапчабашеву, чтобы раздобыл хонатлас для этой девочки», — подумал он и облизнул губы, ухмыляясь.
Хазратову было известно, что кое-кто из близко знающих экспедитора людей называет его не Ишларбек, а Шиларбек[4], что конечно же только подчеркивает необходимые практичному человеку достоинства.
Познакомились Хазратов и Сапчабашев случайно.