Чаткальский тигр

— Вернется из командировки — сообщу.

Родители пробыли с Гулгун до вечера. Дождались прихода Назми, передали ей поклон и подарки от родителей. Затем девушки проводили их до автобусной остановки.

XXIX ПСУ НЕ ОПОГАНИТЬ МОРЯ

Более двух недель пробыл Караджан на Урале, в большом промышленном городе, где крупный машиностроительный завод выпускал оборудование для их стройки. В Чарвак он прибыл под вечер. Ему не терпелось поскорее отчитаться о поездке, и, зная, что Шишкин с Садовниковым обычно задерживаются в управлении допоздна, он хотел направиться прямо к ним. Но как только вышел из автобуса, передумал. Очень устал. Да и к чему пороть горячку? Сейчас он придет домой, приведет себя в порядок, отдохнет, а утром явится на работу и отчитается письменно. И уместно ли идти в управление с этим тяжелым саквояжем, набитым подарками для Гулгун… Как она тут? Караджан несколько раз звонил ей оттуда, но телефон Музаффаровых не отвечает.

Караджан поздоровался с сидящими на лавке старушками и вошел в тускло освещенный подъезд. Перекинул через плечо плащ, чтобы освободить руку, и, нашарив в кармане ключ, отпер почтовый ящик. В кипе газет лежало одно-единственное письмо. От Гулгун? У нее началась сессия. В эти дни в Чарвак она приезжать не будет. Нет, письмо не от нее. Почерк незнакомый, неряшливый. Нет ни обратного адреса, ни марок, ни штемпелей. Странно. Наверное, кто-то приходил и, не застав Караджана дома, опустил в ящик.

Караджан вошел в квартиру, включил свет и, стоя посреди комнаты, распечатал конверт. С трудом разобрал строчки, коряво выведенные карандашом. Их смысл дошел до него не сразу.

Твоя супруга с Хайрулло
Вечером пошла в кино,
Домой ночью не пришли,
У дружка приют нашли.
Милуются и пьют вино,
А у тебя — рога давно!
Не минуть Гулгун греха,
Над тобою — хи-хи-хи
                    да ха-ха-ха!..

Караджан отшвырнул листок, будто не бумагу держал, а скорпиона. Без сил опустился на стул. Нелепость. Вранье!.. И сразу в голову, как гвоздь: «Без ветра листья на деревьях не шевелятся…» Все плывет перед глазами, по вискам словно молотками колотят. Острая боль в груди — не продохнуть. Не предполагал Караджан, что клочок какой-то дрянной бумаги может ранить, как кинжал.

Если его жена бесчестна — кто дает ему знать об этом? Друг? Враг?.. Нет, друг не воспользуется таким мерзким способом. Не станет таиться, скажет прямо, без обиняков. А в записке каждое слово пышет злорадством. Неужели Гулгун дала повод радоваться моим врагам?.. Жена Цезаря должна быть выше подозрений!.. В прежние времена муж, заподозривший жену в неверности, заставлял ее выпить яд. Сейчас Караджан сам был готов принять отраву.

Он открыл холодильник, вынул бутылку водки, банку рыбных консервов. Взял из шкафа стакан…

Вспомнились слова одного случайного знакомого: «Дурак, кто доверяет жене. Нет ни одной честной женщины. Все они похотливы, как мартовские кошки!..» Караджан решил тогда, что этому человеку не повезло в жизни — он ни разу не влюбился, и его не любила ни одна женщина. А ведь они с Гулгун любили друг друга! Так неужто… Караджан опустил на стол тяжелый кулак.

В бутылке осталось на донышке. Караджан плеснул в стакан, но пить не стал, а резко отодвинул от себя посуду. Стакан опрокинулся и покатился по столу. Караджан без всякой охоты поковырял вилкой в банке с консервами. И вдруг, швырнув вилку, схватился за голову: «Как же так? Я думал, в доме у Файзуллы Ахмедовича, такого благородного человека, Гулгун ничто не грозит. Я обманулся! Недаром говорят: «Полностью не доверяй даже близкому другу». Эх-х!..»

Караджан встал и, неловко переставляя отяжелевшие, ватные ноги, подошел к висящему на стене календарю. Сегодня пятница. Файзулла Ахмедович скорее всего тут. Правда, иногда в пятницу вечером он уезжает в Ташкент. Но это бывает редко — если освободится пораньше…

Караджан вышел из дому и медленно направился в темноту. В голове назойливо звучала бесстыдная песенка, которую пела как-то Таманно, а он невзначай подслушал. Караджан приехал без предупреждения к Гулгун. Таманно не видела, как он вошел во двор, и пела не стесняясь. Окна были открыты, и Караджан все слышал. Гулгун с Таманно смеялись где-то в глубине комнаты. Наверное, им тоже нравилась эта пошловатая песня, придуманная кем-то беспутным:

— Ой, ака, еще совсем я молода!
Так страстно не целуйте…
Аллах свидетель, я невинна,
Прошу вас, не балуйте!..

— Не противься! Если вовремя
Грушу спелую не сорвать,
Что корова с полным выменем,
Будет дерево страдать…

Увидев Караджана, поднимающегося по ступенькам на айван, Таманно смутилась и убежала из комнаты.