Халмурад и Караджан засиделись до первых петухов. Разговаривали мало. Больше звучал дутар. Хотя Караджан не сказал приятелю, какая тяжесть у него на сердце, тот сам все понял. Прощаясь, крепко встряхнул ему руку и сказал:
— Не отчаивайтесь, все будет хорошо.
Уже начало светать, когда Караджан подошел к своему дому. В это время мать уже вставала и начинала хлопотать по двору. Вот удивится сейчас, увидев сына, пришедшего ни свет ни заря. Сперва обрадуется, а потом, скрывай не скрывай, поймет, что беда у него. По глазам прочтет. Материнское сердце и на расстоянии чувствует боль детей…
Мать подметала на айване и встретила Караджана словами:
— Хорошо, что ты пришел! А я такой дурной сон видела. Думала, ты еще в отъезде, а то побежала бы к тебе в Чарвак, подхватись с постели. Все ли у тебя благополучно, сынок? — Обняла его сухонькими руками и с минуту стояла, похлопывая по спине.
С тех пор, как Музаффаров уехал в Ташкент, прошло несколько дней. Упорно ходили слухи, что старый инженер не едет в Чарвак из-за того, что его крепко обидел Мингбаев. Якобы Файзулла Ахмедович сказал: «Ноги моей не будет в Чарваке, пока там Мингбаев!» То и дело кто-нибудь из товарищей подходил к Караджану и спрашивал:
— Что у тебя с Музаффаровым произошло?
— А-а, — отмахивался Караджан, уже сам сожалея, что не сдержался тогда. Конечно, если бы не был крепко пьян, так бы не поступил.
В диспетчерскую на плотину позвонил Шишкин и попросил Исаака Райтмана разыскать Мингбаева.
— Говорят, ты Музаффарова оскорбил? — сказал он, даже не поздоровавшись.
Караджан запыхался и теперь шумно дышал в трубку.
— Ну, что молчишь? — спросил Иван.
— А что тут говорить, — пробурчал Караджан.
— Почему это случилось? В чем дело?
— Да… Пустяки…
— И из-за пустяка ты обидел старика? Нехорошо. Садовников тоже тобой недоволен. А я в этом случае вступаться за тебя не собираюсь…
— И не надо. Я не мальчик и не ищу у тебя защиты, — с горячностью проворчал Караджан.
Шишкин положил трубку.
В последнее время Шишкин стал вести себя как-то странно. Встреч с Караджаном избегает. А если невзначай где-нибудь столкнутся, он всегда хмур. Разговаривает и в лицо не глядит, будто они в чем-то виноваты друг перед другом. Двумя-тремя словами перемолвятся, и он уже спешит куда-то. Толком и поговорить-то не удается. Всегда у него неотложные дела. Причина, конечно, не в этом. У Ивана и прежде дел было не меньше, но всегда находилась минута-другая для разговора и шуток… А теперь за Файзуллу Ахмедовича обиделся. И знает ведь, что Караджан не меньше его старика любил. Если поссорился, значит, была на то причина. Но Караджан никому не говорил о ней. Только Ивану мог бы открыться. А он из-за чего-то дуется! Потолковать по душам не хочет. И какая муха его укусила?
Караджан размышлял об этом, шагая утром на работу. Дорога описала дугу и стала круто подниматься на плотину. Наверху уже слышались голоса рабочих, в отдалении рокотал бульдозер — начинался трудовой день. Вчера грунт для анализа отдали с некоторым опозданием. Караджан сам пошел, чтобы попросить Галину чуть-чуть задержаться после работы и срочно все сделать. Он уже не раз обращался к ней с такими просьбами, и она всегда шла навстречу. Караджану было неловко, что заставляет ее работать, когда все уже ушли домой, поэтому и сам задерживался, помогал.
Вчера работы было на полчаса, не больше. А Галина отказалась. Категорически.
— Нет, нет, уж извини, мой рабочий день окончился, — сказала она и убрала все со стола.
— Галя, ну как же?.. — растерялся Караджан. — Ведь результат с утра потребуется…
— А это не моя забота. Надо вовремя присылать, — отрезала Галина.
— Я бы тебе помог, — просительным тоном сказал Караджан.
— А в этом совсем нет необходимости, — ответила Галина и ушла, даже слушать не захотела.
Ночью Караджан часто просыпался и каждый раз вспоминал о Галине. Чем же он обидел ее, что она так изменилась?
Придя на плотину, он прежде всего справился у Никаноренко, поступили ли из лаборатории данные анализов.
Прораб развел руками:
— Я специально пришел пораньше. Жду вот…
— Не ожидал от Галины такого, — с досадой заметил Караджан. — Сейчас сам пойду в лабораторию, потороплю ее.
— Не стоит вам частить туда, Караджан Мингбаевич, — с укоряющей интонацией в голосе сказал Никаноренко и отвел в сторону бегающий взгляд.
— Почему это? — приподнял брови Караджан.
— А потому… И вообще на вашем месте я бы поменьше разговаривал с Шишкиной!
— Я не понимаю! Не могли бы вы выразиться пояснее?
— Все и так яснее ясного, — усмехнулся Никаноренко, но, напоровшись на пронизывающий взгляд Караджана, поспешно добавил: — Зачем лишний раз давать повод для разговоров…
— Каких разговоров, черт возьми? — вспылил Караджан, наливаясь кровью.
— А то вы не знаете… Не слышали, что ли?
— Да что вы все вокруг да около?! — Караджан уже понимал, что между туманными намеками прораба и вчерашним отказом Галины имеется какая-то связь.