Часть первая. Тропы Тьмы (СИ)

--Два! -- вновь громко крикнул Керн, приказывая включить внутреннее освещение -- и вовремя! По двору от внешнего поста бежали гуськом, пригнувшись, тёмные фигуры с обрезами, с револьверами; у переднего был нож. Керн открыл огонь из автомата, срезал двоих, но тут кончились в рожке патроны: от недосыпания мутились мысли, военинструктор забыл сосчитать собственные боеприпасы. Прыжками Керн помчался вниз, туда, где разгоралась стрельба. Бесполезный автомат, как неудобная гиря, болтался у него на шее, бил металлическими выступами в мягкие места.

Но атака диверсантов уже захлебнулась; они взломали ворота первого блока, убили двух часовых, подняли панику -- и были расстреляны дозорными с других укреплений ещё до того, как Керн подбежал к полю битвы. Оценив обстановку, военинструктор изменил свой путь, побежал наперерез возможному пути отхода -- и был вознаграждён; на него напрыгнул с ножом в руке коренастый, грузный мужчина в вязаной шапке-балаклаве, скрывавшей лицо, в камуфляжном охотничьем костюме.

Драться врукопашную Керн не умел, а складной приклад его винтовки не давал особых преимуществ в ближнем бою. Инстинктивно руководитель коммуны сумел увернуться от первого удара, но тотчас на него обрушился второй; левую руку разрезало болью, хлынула кровь, пропитывая лоскуты, оставшиеся от рукава куртки. Керн ударил вслепую раз, другой, сумев высвободиться из ближнего боя, отскочил в сторону. Под ноги попался труп убитого коммунара с дробовиком, зажатым в руке; Керн схватил дробовик, ударил преследователя в лицо тяжёлым деревянным прикладом. Тот вскрикнул и захрипел, занося нож в порыве смертной ярости. Керн повернул дробовик дулом к нему и выпалил в упор картечью, превратив живот нападавшего в огромную смрадную яму.

--Помогите! -- крикнул с неожиданной силой диверсант, валясь набок. -- Помогите! Мама... мама!

Как из-под земли, выросла из мрака Ирина с фельдшерской сумкой наготове.

--Не жилец, -- по-простому сказала она. -- Задета брюшная аорта. Странно, что он ещё жив. Сильный, видимо, человек!

Она стянула с умирающего балаклаву, чтобы облегчить его дыхание, и взорам обоих молодых людей предстало искажённое предсмертной мукой лицо Левицкого.

--Ну, вот и встретились, господин районный начальник, -- сказал Керн без тени милосердия в голосе. -- А я-то уж думал, куда вы подевались!

--Врача мне... Врача! -- прохрипел Левицкий.

--Я здесь, -- быстро сказала Ирина.

--Лечите меня... быстро! Тащи в больничку. Зашивай... кровь давай... всё, что нужно!

--Поздно, -- ответил на это Керн.

--Молчи, сволочь! Ты меня убить хотел!

--А ты -- меня. И убил многих. Подростков тех убил...

--Так вы коммуняки, рабское отродье, -- прохрипел Левицкий в ответ. -- Вас только кнутом можно учить, а если вылез из-под кнута, тогда вам на тот свет одна дорога! А я-то человек, я и жить хочу по-человечески...

Сказав это, он задёргался, почернел и умер в мучениях, пуская ртом кровавые пузыри.

--Вот так-то бывает, -- сказал Керн над его трупом, и это надгробное слово разом заставило и Керна, и Ирину навсегда потерять к убитому всякий интерес.

Над территорией коммуны засвистели одинокие пули, прилетавшие с ахтыровских позиций на освещённые места, где по временам копошились тени защитников.

--Девять! -- скомандовал военинструктор.

Свет погас, уступив место ночному мраку. Тогда Керн подошёл к Ирине, нашёл её губы своим ртом и, слившись с нею в поцелуе, слушал долго-долго -- целую вечность -- как бьются их сердца, пережившие очередное мгновение войны.

Серая полоса за северным горизонтом по весеннему времени даже и не думала исчезать насовсем, а к трём часам начала разгораться снова, возвещая скорый рассвет. Керн добрался до барака номер один, где выслушал сводку о потерях. На сей раз диверсанты были застигнуты врасплох и перебиты все до единого, а защитников погибло от их рук девять, ранено было трое, да ещё двое получили ранения от винтовочной пальбы. Но не это было самым отвратительным, а то, что из первого барака вырвались, освобождённые диверсионной группой, два десятка мужичков, которые с баграми и топориками принялись тотчас же заниматься классическим русским бунтом -- то есть, попробовали грабить, насиловать и жечь. Весь бывший актив коммуны, приставленный Керном к охране порядка у первого блока, немедля поразбежался кто куда, поэтому за дело взялись сами защитники территории; двенадцать человек из числа беглецов удалось арестовать и поместить в тот самый изолятор с неработающей газовой камерой, трое или четверо по-прежнему скрывались невесть где, а пятерых пришлось убить, так как ни логика их, ни лексикон не отличали их ничем от ахтыровцев.