Чаша судьбы

Орсон возражать не стал, взял пирожок, повертел его в руках и с неохотой надкусил.

— Так-то лучше, — Джеримэйн похлопал его по плечу. — Имей в виду: я за тобой слежу.

— Кстати, как там сейчас-то Его Величество? — поинтересовалась Розмари.

Она выглядела весёлой и вовсю налегала на сладости, иногда делясь кусочком с Фиахной. Тот смотрел на свою даму сердца с умилением.

— Спит, — мастер Патрик ухватил из миски орешек. — Если я что-то смыслю в целительстве — а я смыслю, — завтра он проснётся здоровым.

— Ну и слава богам! — пробубнила Розмари с набитым ртом и потянулась за следующим печеньем.

Элмерику вдруг подумалось, что девушке было отнюдь не так весело, как могло бы показаться, просто сладости были для неё привычным способом держать себя в руках. Его самого больше успокаивало пламя праздничных свечей, которыми был уставлен весь стол. Как же хорошо, что они всё-таки нашли время украсить гостиную!

— Кстати, о богах и их суде: а кого Медб собирается выставить вместо себя в поединщики? — поинтересовалась Келликейт с ужасающе кислым видом — наверное, молоко могло свернуться от одного выражения её лица.

Элмерик не знал, чем девушка так расстроена, но очень надеялся, что это не из-за тех опрометчивых слов, которые вырвались у неё в подземелье. Король-то выздоровел. А значит, теперь ей придётся сдержать слово. Ох, надо будет поговорить с ней при случае… Если она, конечно, захочет.

— Насколько мне известно, королева собирается сражаться сама. А что? Имеет право! — Фиахна захрустел печеньем.

На колени Келликейт вдруг вспрыгнула кошка, в которой бард узнал Майруэн. Похоже, та всегда крутилась где-то рядом, чаще всего предпочитая оставаться незамеченной, а сейчас вдруг решила утешить девушку своим громким урчанием. Келликейт, вздохнув, погладила её между ушей — наверное, даже не поняла, что это не обычная кошка, а фэйри-оборотень, — и покачала головой:

— Но Медб носит под сердцем ребёнка. Разве это не будет ей мешать?

— Думаю, в её случае это скорее преимущество. Всё-таки наследник самых могущественных эльфийских родов — это не простое дитя. Оно уже сейчас обладает магией. Да и Оона подумает десять раз, прежде чем убить Медб, а вместе с ней — и своего внука.

— А может, это вовсе не внук, а внучка, — улыбнулся Шон. — Но я бы в любом случае не надеялся на милосердие тётушки Ооны.

— Пф, про тебя все тоже твердили, что девчонка родится, — отец без предупреждения бросил в него яблоком, но рыцарь Сентября ловким движением поймал его в полёте и с хрустом надкусил.

— Жалеешь?

— С чего бы? Вроде и так неплохо вышло.

— Да какая разница? — поморщился мастер Патрик, поправляя шапочку на затылке. — Вы так говорите, будто бы Медб уже победила. А ведь она может проиграть. Даже погибнуть в схватке.

— Признайся, ты желаешь ей поражения? — дракон подцепил пальцами крепкий солёный огурчик и отправил его прямиком в рот. — Тогда ведь твой брат стал бы свободным.

Все, не сговариваясь, посмотрели на Мартина, который за весь ужин не проронил ни слова. Вот и сейчас он промолчал, даже не подняв глаз от тарелки. А Патрик, передёрнув плечами, проворчал:

— Какая разница, чего желаю я? Как боги решат, так и будет. Я просто хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. Ох, чую, непростая нас ждёт ночка… да и денёк будет ничуть не лучше.

В разбитое окно (хорошо, хоть брауни успели до ужина убрать все осколки) задувал свежий ветер. На улице было ещё светло, но почти полная луна уже показалась на небосводе — такая бледная на фоне редких облаков и сумасшедшей майской синевы. Ох, не так Элмерику хотелось отметить канун Бельтайна… Зажечь бы свечи, провести тихий вечер в компании Ллиун — кто знает: а вдруг это будет в последний раз?

Он помотал головой, отгоняя дурные мысли. Это, конечно же, заметил Джерри и, поймав взгляд барда, погрозил ему кулаком, как прежде Орсону.

— Всё будет хорошо, — Джеримэйн произнёс это неслышно, одними губами, но Элмерик прекрасно всё понял и улыбнулся в ответ.

Да. Ему тоже хотелось верить в лучшее…

* * *

Браннан с Ооной появились где-то ближе к полуночи, и Эйвеон пришёл вместе с ними. С первого взгляда было ясно, что между королём-воином и принцем Грозовых Дней не осталось и тени былой дружбы, хоть прежде они были неразлучны.

Эйвеон поджимал губы, нервничал и всё больше старался держаться в тени. Но он хотя бы был свободен, в отличие от его матери, чьи руки оказались скованы прочной цепью. Несмотря на оковы, королева Осени держала голову высоко, а спину прямо, на людей смотрела с равнодушием (если не сказать с презрением), а на Медб — так и вовсе с ненавистью.