Чаша судьбы

— Соображаешь, — Лисандр, смеясь, зааплодировал. — А смертные не так глупы, как кажется! Ты верно понял: мальчишка с разными глазами может заметить подлог. Поэтому его захотят убрать первым. Возможно, даже до того, как начнётся битва. Так что я бы на вашем месте не оставлял его одного, пока всё не закончится. И приставил пару охранничков. Если убьёте Бэлеара — выиграете битву. Ясно?

— И как же его убить? Волшебным оружием?

— Разумеется, волшебным. Но есть загвоздка, — Лисандр вжался в решётку так, будто бы хотел просунуть голову сквозь прутья, но проём был узок. — Во-первых, тот, кто нанесёт ему решающий удар, — сам умрёт. Ты, конечно, подумаешь: не беда, ведь в твоём королевстве много смельчаков, готовых пожертвовать собой ради победы. Но погоди радоваться, пока я не сказал тебе, что во-вторых…

Он замолчал, явно выдерживая паузу.

— И что же? — Риэган подался вперёд, своим нетерпением вызывая у врага очередную улыбку.

— А то, что убить его может только король. Или королева. Любой, кто признан и правит. Кого любит земля. Кто не нарушал Правду короля, — Лисандр подмигнул. — Теперь понимаешь, почему Бэлеар так боится Калэх? И почему не намерен оставлять её в живых, когда та перестанет быть ему нужной?

Риэган молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Лисандр ухмылялся. А вот Мартин и Шон, напротив, стали ещё мрачнее (хотя казалось, что мрачнее уже некуда). Наверное, у них тоже мелькнула мысль, что героический, но порой безрассудный правитель может решить пожертвовать собой в битве за Каэрлеон, — и оба были полны решимости не позволить ему это сделать.

А пленный чародей с наслаждением потянулся, хрустнув суставами:

— Ну вот, я рассказал тебе всё, что знал. Теперь мне дадут вина?

Элмерик чувствовал себя немного глупо: он ещё никогда в жизни не выучивал песенные чары — к тому же такие сложные — за несколько часов, а теперь оказалось, что они вроде как и не нужны. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, сжимал в руках арфу и думал: может, ему вообще лучше уйти? Но любопытство оказалось сильнее обиды, и он решил остаться, чтобы убедиться, что Лисандр ничего не выкинет напоследок.

Глупое сердце то и дело замирало, пропуская удары, — бард не знал, от страха это или от дурного предчувствия? Он вздрогнул, когда Орсон с хлопком открыл бутылку. Король же собственноручно наполнил кубок. Странно было, что Лисандр, вопреки обыкновению, не зубоскалил и не ёрничал, а терпеливо ждал своей участи. Кто знает: может, в такой момент даже у него не осталось сил на кривляния?

Краем глаза Элмерик заметил, что Шон и Мартин уже сплели по боевому заклятию: они готовы были атаковать пленника в любой момент, если вдруг что-то пойдёт не так; а Орсон встал сбоку от решётки — так, чтобы Лисандр мог его видеть, — и положил руку на меч. На чародея, впрочем, это не произвело никакого впечатления — он скользнул по напряжённой фигуре рыцаря равнодушным взглядом, а потом, с вожделением уставившись на кубок, облизнулся. Нет, ну точно чокнутый!

Элмерик невольно схватился за амулет, висевший на шее, и тут его осенило. Как он раньше не подумал! Но лучше поздно, чем никогда.

— Ваше Величество, возьмите, — бард снял Слезу Бригитты и протянул её королю.

— Зачем это? — Риэган с подозрением глянул на прозрачный, как слеза, кристалл.

— На всякий случай. Если вдруг вам захотят причинить вред, эта штука может один раз спасти от смерти.

Лисандр фыркнул — похоже, ему польстил этот страх. Король поджал губы, усмотрев в этой усмешке невысказанное обвинение в трусости, но амулет всё-таки надел. А потом осторожно, чтобы не расплескать ни капли (ведь кубок был наполнен почти доверху), пошёл к пленнику. Лисандр потянулся ему навстречу сквозь решётку, его тонкие пальцы сомкнулись на кубке прямо поверх королевских, и Его Величество, вздрогнув, отдёрнул руку, как будто бы прикосновение его обожгло.

— Ну, за твоё здоровье! — он отсалютовал Риэгану кубком.

— Стойте! — со стороны лестницы раздался встревоженный крик Келликейт и топот каблуков по каменным ступеням. — Не дайте ему выпить!

Шон и Мартин одновременно метнулись вперёд. Орсон с лязгом выхватил меч, но Лисандр оказался проворнее. В несколько стремительных глотков он осушил кубок до дна (алые струйки потекли по его лицу, на воротнике рубашки расцвело некрасивое пятно), вытер губы рукавом и вдруг рухнул как подкошенный. Его единственный глаз невидяще уставился в потолок, а на неподвижных губах застыла лёгкая улыбка. Похоже, чародей больше не дышал.

Все потрясённо замерли, глядя на мёртвое (а мёртвое ли?) тело, а наконец-то добежавшая Келликейт, сдавленно всхлипнув, закрыла рот рукой.

— Ничего не понимаю… — Риэган сурово посмотрел на Орсона. — Ты что, отравил вино?

— Н-никак н-нет. Это же н-не по чести.

Рыцарь так и не вложил меч обратно в ножны, застыв, будто каменное изваяние. Но Элмерик заметил, что его губы слегка подрагивали от обиды. Подобных обвинений он никак не ожидал.

Король обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих (барду вмиг захотелось слиться со стеной) и с нажимом спросил:

— Кто-нибудь может объяснить мне, что тут произошло?