Час скитаний

Если этих двух бизнесменов-конкурентов все считали кровососами, то дальше за ними держал точку честный трудяга. Там в киоске, который прилепился как нарост к фасаду здания (возможно, раньше он стоял в другом месте, но его подтянули тросом), где до Войны торговали газетами, теперь продавались «горячие собаки». Покупатель получал именно то, что было написано на вывеске. Гамбургеры с собачатиной в длинной булке. Иногда их продавали и в разнос по улицам.

Впрочем, ларёк ещё не открылся, окна были защищены бронированными ставнями. Оно и понятно – по ночам «пошаливали» молодые отморозки. И даже если воровать ночью там было нечего, могли просто напакостить. Хозяин тоже платил в «Фонд безопасности», но по минимуму и не хотел переходить на повышенный тариф. А значит, говорили знатоки, рано или поздно, но скорее рано, киоск сгорит. Хоть он и несгораемый. Ещё могут ночью трактором запахать. Это называлось «наезд».

Иногда Младший сдавал туда тузиков и бобиков. Мурзиков не принимали. Охота на собак не была лёгким занятием. На Острове бродячих псов не осталось, а за Поребриком охота сама по себе была опасным занятием. Ведь любой выстрел мог привлечь врагов поопаснее. Хотя и сами псы могли доставить немало проблем. Хитрющие и злющие, да ещё от их зубов можно много чего подхватить.

Дальше на свободном пятачке были видны следы от когда-то стоявших тут палаток. Еще недавно Свидетели Кришны пели здесь свои протяжные и непонятные песни, звеня бубнами и ударяя в такт по барабану. Их долго терпели. Откуда они всплыли после Войны, никто не знал, но они жили тут ещё до установления власти магнатов; похоже, с самого наводнения. Вера их была дикой смесью христианства, индуизма и какой-то ереси. В другом месте добрые люди сразу настучали бы им в бубен и прогнали прочь. Но тут терпели, потому что они никого не трогали, и даже имели небольшой бизнес, с которого платили дань, как все: занимались собирательством, принося в город корзины грибов, зелени и ягод, и продавали на рынке. Вроде они сами были веганцы и мяса не жрали. Но когда началось обострение с оборвышами, кто-то донёс магнатам, что они шпионы, – так и сгинули кришнависты в камерах, часть у Кауфмана, часть у Михайлова.

В городе были и другие храмы: две церкви веры православной, мечеть и церквушка нерусская, что-то типа для католиков или протестующих. А ещё диковинная Церковь Экуменистов. Впрочем, она, несмотря на гордое название, располагалась в небольшом доме рядом с портом. Вроде эти проповедовали, что бог един, и все веры подходят к нему с разных сторон, а у него везде – своё лицо. Младшему хотелось в ответ на это сказать какую-нибудь гадость, но он всегда молчал. Уж ему-то это «лицо» жизнь не раз показывала.

На освободившемся от сожжённых навесов кришнавистов пятачке тротуара, рядом с неработающим, как и все остальные, фонтаном, Младший заметил на скамейке знакомую фигуру.

Несмотря на ранний час, Капитан, как сам себя называл этот уличный исполнитель, которого другие звали Сигизмундыч, уже постелил коврик и приготовил «концертную площадку». На ней даже пюпитр с нотами стоял, хотя музыкант в них почти не смотрел. Мало кто умел читать эти каракули, поэтому он и дальше мог делать вид, что в них понимает.

Поверх тельняшки на Феликсе Сигизмундовиче был китель. Штаны, которые он называл галифе, были со свежими заплатками. Фуражка с отломанным козырьком дополняла образ. Музыкант сидел на лавочке и меланхолично бросал гладкие камешки в большую лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя. Лужа ручейком стекала в канал, как настоящая река – в море. Гитара лежала рядом. Капитан был с похмелья, небрит и явно не в настроении. При виде Саши зевнул и почесал бок.

– Привет! Доброго здоровья.

– И вам.

Нормальный дядька, только пьёт слишком много. Конечно, ни на каком военном флоте он не служил. Да он на это и не претендовал. Сам говорил, что это «сценический образ».

Для того чтобы воевать на Великой Войне, он должен быть старше лет на сорок, если не больше. Это был безобидный попрошайка и пьяница, который не просто клянчил, а умел петь простые душевные песни и знал пару аккордов. Вроде бы лет двадцать назад он служил матросом на рыболовном или грузовом корабле (для Саши вообще стало откровением, что те ещё существуют), да так и остался в городе, когда его списали на берег из-за болезни или травмы. Теперь он рыбачил, сидя с удочкой прямо на пристанях, хотя с рыбой его Молчун ни разу не видел. Ещё он подрабатывал «водолазом» – искал сокровища затонувших барж и просто смытое во время наводнения в каналы. Там много чего можно было найти. Но богатства Капитану это не принесло. Видимо, он всё отдавал зеленому змию. А может, у него были душевные раны, которые обязательно надо было обрабатывать. Хотя у кого их нет?

Младший уже шёл себе дальше, когда вдруг Капитан подскочил к нему.