В этом человеке, великом знатоке живописи, кино, поэзии, легко и красиво писавшем свои злые статейки в газете «Московский комсомолец», таилась притягивающая загадка. Позднее Алексей понял, что у Смехачева, как ни парадоксально, было нечто, роднившее с Аленой. Находясь на несоединимых, разделенных километровыми толщами культуры глубинах жизни, они сходились в одном и непреложном: что их не оценили по достоинству. Смехачев уже готов был вступить в тяжбу с природой и обществом, считая, что его дарования не находят должного выхода; Алена неколебимо полагала, что не обрела достойного себя избранника.
Подводя итоги своей нескладной супружеской жизни, Алексей понял, что потерял Алену задолго до того, как она ушла от него, — именно тогда, когда отпустил ее в молодежный лагерь. Она вернулась иным человеком — счастливая, гордая, уверенная в себе. И в широком разрезе ее простенького платья Алексей увидел на тоненькой цепочке розовый янтарь, выточенный природой в форме женской ножки.
— Меня избрали мисс Нидой… — со снисходительной важностью объяснила она.
Алексей в волнении глядел, как Алена с доверчивостью и покорностью жены открывает стройное, крепкое тело, покрытое не шоколадным крымским загаром, а нежной позолотой, похожей цветом на морской песок Прибалтики. Подобного счастья он никогда не испытывал в жизни. В помрачении, близком к обмороку, движимый инстинктом, он хотел сделать что-то необычное, чтобы выразить этим свою любовь и восхищение ею. Не зная и не умея этого, Алексей начал целовать ее плечи, потом небольшие груди, живот, покрытый нежным золотистым пушком. Но Алена остудила его порыв, спокойно сказав:
— Торопись, сейчас приедет сестра…
С этого мига он почувствовал, как холодна Алена с ним, и только копил горькие приметы. Сколько раз он пытался раскрыться перед ней, мучился, ждал, что она откроется тоже, что падет наконец какая-то невидимая преграда, разделявшая их. Рвался домой из командировок, мечтал, как обнимет ее, как долго и нежно будет ласкать. А приезжал и не встречал никакого понимания.
Но любил он только ее.
Теперь, после Ниды, Алена с царственным высокомерием делила человечество на большинство, недостойное того, чтобы любить и быть любимыми, и избранное меньшинство, властью природы имеющее право на любовь. Теперь, когда с ней заговаривали, пытаясь познакомиться, в метро или на улице, она уже не терялась, спокойно отвечала:
— Какое право вы имеете приставать ко мне! Поглядите лучше на себя в зеркало!..
В греческой легенде оскорбленная жена потребовала, чтобы раб, видевший ее обнаженной, убил Кандавла, иначе она умертвит его самого. Гигес выполнил приказ, стал ее мужем и царем Лидии.
Многоголовый Гигес, которому Алена показывала себя в кино и на языке Дома моделей, отнял ее у Алексея и убил их брак.
Невероятно, но другой день после возвращения начался с того, что Алена стала жаловаться Алексею на н е г о, того, о ком Алексей не знал ничего, кроме того, что о н существует.
— Ты не представляешь, какой он грубый! Настоящий солдафон. Деспот. С отвратительным упрямым характером… Меня за человека не считает, называет дикаркой! И все смеется над моей профессией.
Алексей не понимал, как себя вести, что отвечать.
— Быть хорошей манекенщицей — прекрасно… — чужими губами выговорил он.
Алена только недавно перешла в областной Дом моделей. До тридцати лет она демонстрировала наряды невест в главном, всесоюзном — белоснежные платья, спортивные костюмчики, легкие шубки. Ее фотографировали часто и охотно — в «Вечерке», на обложке журнала мод, карманном календарике. А одна коммунистическая английская газета назвала Алену в репортаже из московского Дома моделей «маленький лорд Фаунтельрой». «Ты дождешься того, что тебя сфотографируют в полный рост только в семьдесят лет», — пошутил Человеческий Кот, передавая ему вырезку из этой газеты.
Алексей сказал ей о статье.
— А что такое «лорд Фаунтельрой»? — с живостью спросила Алена.
Она старательно записала объяснение, сделав грамматическую ошибку в фамилии маленького лорда, героя известной детской книжки. И Алексей понял: писала для н е г о…
Необходимо было что-то сделать, как-то повлиять на нее. Может, проявить силу, твердость? Притвориться непреклонным, и тогда она одумается?
— Ты должна обещать, что не будешь больше с ним встречаться… — дрожащим голосом сказал Алексей.
Алена молчала.
— Или ты все прекращаешь, или мы сегодня же подаем на развод! — продолжал он тверже.
Она подумала, а потом ответила тихо, но непреклонно:
— Я не могу тебе этого обещать.
Алексей чувствовал, что поступает неверно, что в который раз проигрывает от собственной непоследовательности, но уже не был способен остановиться:
— Тогда собирайся, и пойдем. Не забудь паспорт!