Час пробил

— А что, сегодня мы больше не отправимся в Роктаун? — Она устраивается поудобнее.

— Не можем не отправиться туда.

Я сразу становлюсь серьезным, я не хочу пока говорить Наташе, что события требуют немедленно обратиться к Элеоноре Уайтлоу, быть может еще не отошедшей от вин Барнса, но соображавшей уже достаточно хорошо.

i;

Вечер. Нэнси спит. Элеонора только что положила белье в стиральную машину. Минут десять назад позвонил муж. Джерри всегда звонит поздно и немножко навеселе. Привычка сохранилась от пяти лет совместной жизни. Когда Элеонора спрашивает себя, почему они разошлись, то не может ответить на такой пустяковый вопрос. Впрочем, и в ее работе, и в повседневной жизни часто безответными остаются именно пустяковые вопросы. Пустяки — вовсе не такие пустяки, как о них незаслуженно думают. Ей нравилось, когда еще в студенческие годы профессор Ларок нередко

изрекал: строение атома по сравнению с детской игрой — детская игра.

Джерри спросил, можно ли приехать. Элеонора почти никогда пе отказывала ему в таких просьбах, правда сегодня робко возразила: устала, очень хочется спать. Джерри заметил, что дело, из-за которого он хотел бы заехать, не потребует от нее большого напряжения. Ну, это как сказать, размышляла Элеонора, потребует или не потребует. Мужчины всегда думают, что от женщин ничего такого не требуется, а все требуется от мужчин. Может, они и правы, но Элеонора никак не могла сказать, что редкие визиты Джерри ни. к чему ее не обязывают, она эмоциональна и не утратила свежести чувственных ощущений. К тому же спустил чулок — разве не досадно, а принимать мужчину, пусть и бывшего мужа, в тапочках на босу ногу миссис Уайтлоу считала дурным тоном.

— Значит, я могу заехать? — истолковал по-своему ее нерешительность Джерри и не смог скрыть радость, переполнившую его, как ребенка.

— Значит, можешь, — устало подтвердила Элеонора.

Она всегда волновалась, когда ожидала его приезда, даже больше, чем если бы к ней направлялся малознакомый мужчина. Хотя все, что произойдет, до мельчайших деталей она могла представить себе заранее. Надо отдать должное Джерри, во время визитов он проявлял немалый такт: не претендовал на роль мужа, не рассыпал пригоршнями добрые и никому не нужные советы, не лез с расспросами, но умудрялся ненавязчиво показать, что как ни крути, а его статус выше, чем у обыкновенного любовника.

Элеонора любила обсуждать с ним вопросы воспитания Нэнси, полагая, что тем самым не допустит, чтобы он слишком отдалился от дочери, а с другой стороны, точно зная, что ничто не приносит большего удовлетворения ушедшим мужьям, как возможность давать «дельные рекомендации», особенно в части воспитания детей.

Элеонора включила приемник, сначала была музыка, потом женский голос с хрипотцой поделился с Элеонорой следующим:

«У англичанина Джона Грэя был терьер по кличке Боб. Они — хозяин и собака — привязались друг к другу: вместе ели, спали в одной комнате, долгими хмурыми вечерами гуляли по улицам неприветливого города. Джон Грэй тяжело заболел и умер. Во время похорон Боб, не шелохнувшись, смотрел, как забрасывают комьями влажной земли его единственного друга. Квадратная морда Боба повернулась к собравшимся, он оглядел всех еще и еще раз и убедился, что хозяина среди них нет. Это могло означать только одно: хозяин остался там, под слоем влажной земли. Люди медленно разошлись. Боб вытянул лапы и улегся на могиле. С тех пор он никогда не возвращался домой.

Шли недели, месяцы, годы. Маленькая собачка в непогоду и зной ежедневно, ежечасно, ежесекундно сторожила покой своего единственного друга Джона Грэя. Но Джон Грэй этого не знал. Зато отзывчивые люди носили еду самоотверженному псу, а один состоятельный горожанин даже заказал специальную медаль.

Весь отмеренный ему судьбой срок верный Боб провел на могиле хозяина, и через четырнадцать лет после смерти Грэя его терьера нашли на могиле мертвым. Это случилось давно, больше ста лет назад, но до сих пор памятник в Эдинбурге напоминает людям, какое огромное мужество может таиться в маленьком сердце…»

В этот момент раздался звонок, Элеонора выключила приемник и направилась к двери. Джерри был великолепен: букет цветов, шампанское «Дом Периньон» и чудесная белозубая улыбка. Эксжена помогла ему снять плащ, придирчиво осмотрела костюм, подчеркивающий достоинства высокой мускулистой фигуры, поправила узел галстука, провела в комнату и только тут вспомнила, что так и не успела снять порванный чулок. Она поджала ногу под себя и вдруг, сама не зная почему, спросила:

— Джерри, ты смог бы ходить ко мне на могилу четырнадцать лет подряд?

Джерри сначала не понял вопроса, потом рассмеялся, откупорил шампанское и, когда оно брызнуло в бокалы, сказал:

— Ты что? Ты еще всех нас переживешь!