Час ночи. Повести

И вот Виталий, еле сдерживая волнение, вышел из гостиницы к поджидавшей его машине.

Шумные и длинные институтские коридоры, пёстрые ленты стенных газет, бесконечные объявления и списки на стенах, мельканье белых халатов, острый запах скипидара, спирта, лекарств, обдававший его около дверей лабораторий, - все это пронеслось мимо сознания Виталия, пока Он расспрашивал, где можно видеть профессора Очакова.

И вот, наконец, перед ним оказалась высокая белая дверь, кафедры и синяя, табличка с фамилией профессора на ней. Виталий на секунду остановился и перевёл дыхание.

Профессор Очаков оказался громадным человеком с красным лицом и седыми запорожскими усами, эдакий былинный богатырь в белом халате и белой шапочке на голове. Громовой его голос наполнил весь просторный кабинет, когда он поздоровался с Виталием. При этом Очаков так сжал ему руку, что, Виталий только, подумал: «Боже ты мой, каким же он был десять лет назад!»

Но ещё оглушительнее было впечатление от акта, который вручил ему профессор: «Прижизненное повреждение черепа с неизбежным летальным исходом…» «Повреждение нанесено металлическим остроугольным предметом, который, в силу его специфичности и специфичности самого ранения, можно идентифицировать».

- Вот какая картина, голубчик, - прогремел Очаков; хлопая Виталия по плечу громадной, шершавой от спирта ладонью. - Видал-миндал? Притащишь этот предмет - определю. Он вот какой должен быть, гляди. Дай листок, - обратился Очаков к кому-то из своих.

У Виталия с непривычки заложило в ушах от его оглушительного баса.

- А я, голубчик, этого парня знал, - продолжал греметь, Очаков. - Ого! Орёл был! И тут, голубчик, убийство.

Совершенно оглушённый, Виталий вернулся в горотдел и поднялся по лестнице в кабинет Томилина. Там он: наконец пришёл в себя и протянул акт Игорю.

- Ну, профессор… - выдохнул он. - Это же… - и, не находя, слов, он только в восхищении развёл, руками.

Анашина допрашивали только на следующий день. За это время. Виталий ещё дважды побывал у профессора Очакова.

Допрос вели вместе Виталий и следователь прокуратуры Савельев, ему и предстояло потом заканчивать дело.

- Ну, Егор, - сказал Виталий холодно и строго, даже как-то безжизненно, столько сил ему стоило намертво зажать все свои чувства, - слушай меня внимательно и спасай все, что ещё можно спасти в твоей судьбе.

И, видно, в голосе его было что-то такое, отчего разом сдуло наглую ухмылку, с какой Анашин вошёл в кабинет. И он неуверенно произнёс:

- Что ж, начальник, выкладывай. Только дай сперва закурить.

Виталий придвинул к нему сигареты.

- Теперь выкладывать будешь ты, все до конца, - предупредил он. - И помни: суд учитывает чистосердечное признание. Сейчас для тебя это очень важно.

- Знаем, знаем, - пробормотал Анашин, жадно затягиваясь. - Учёные…

- Ну тогда отвечай на первый вопрос: ты был знаком с Евгением Петровичем Лучининым?

- Не помню такого.

- Не помнишь? Вот показания Пелагеи Федоровны. Ты с ним два раза приезжал к ним. Хватит?

- Хватит. Был знаком.

- Так. Кто тебя познакомил?

- Не помню.

- Опять не помнишь? Хорошо. Вот показания Носова. Будешь читать?

- Буду, а как же.

Анашин медленно прочёл протокол допроса.

- Вспомнил. Он познакомил. Любил тот рыбачить.

- Так и пишу. Только твои «не помню» пропускаю, не выгодно это тебе, Егор, - предупредил Виталий и задал новый вопрос: - С лодки рыбачили вдвоём?

- Не помню, - упрямо повторил Анашин, закуривая новую сигарету.

- Вот показания Антона. Будешь читать?

- Буду, - и через минуту добавил: - С лодки. Вдвоём.

Виталий пристально посмотрел на Анашина.

- Что ж, Егор, так каждый шаг тебе и доказывать? Сам ничего признавать не будешь?

- Не буду. Так и доказывай.

- Гляди. Тебе решать, конечно. Только предупреждаю: на основе одних твоих личных признаний суд тебя никогда не осудит. Нужны факты, улики. Но если они имеются, тогда твои признания нужны больше тебе самому, чем суду. Ты меня понимаешь?

- Учёный… - зло пробормотал Анашин, не поднимая головы и продолжая жадно курить.

- Хорошо. В пятницу двенадцатого июля, когда тебя видели с Лучининым, ты днём взял лодку у Антона?

- Не помню. Давно было, - нервно усмехнулся Анашин.

- Вот показания Антона. Вот Пелагеи Федоровны. Хватит?

- Ну, может, и брал. Что с того?

- Значит, брал. И куда поплыл?

- Не помню.

- Так…

Виталий сам не понимал, откуда у него берётся это дьявольское терпение.

- Ты поплыл в город, Егор. И привязал лодку под мостом цепью. Следы от этой цепи остались. Вот акт экспертизы. И Тебя в тот день видели на лодке возле моста. Недалеко купались люди. Ты их мог заметить. Они приехали на белом «Москвиче». И они подплывали к мосту. Вспомнил теперь?

- H-нe помню…

Анашин, прищурившись от дыма, со злобой, пристально посмотрел снизу вверх на Виталия. Его начинало трясти от нараставшего напряжения.

- Это уже неважно, - ответил Виталий, встречаясь с ним взглядом. - Вспомнишь потом.

Анашин, не выдержав, первым отвёл глаза.

- Вечером, - продолжал Виталий, - ты встретился с Лучининым. И вы пошли к реке…

- Не пошли! - крикнул, выпрямляясь, Анашин.

- Глупо отрицать. Вас же видели. Ты помнишь ту девушку?