Чародейский рок. Чародей и сын

   — Ага, и в звуке что–то такое появилось, — сказала Корделия, склонила голову к плечу, прислушалась.

   — Но как же мягкий камешек стал кислотным[16]?

   — Отличный вопрос, Джеффри. Относительно музыки он прозвучит так: «Как мягкий рок стал кислотным?» Думаю, мы получим ответ, если продвинемся еще дальше на запад. — Векс отвернулся от ямы со щелочью. — Пойдемте, мои юные друзья. Признаться, меня гложет любопытство относительно природы данной трансформации. Ничего подобного я в Грамерае прежде не наблюдал.

   — Вот–вот! — Корделия проворно догнала робота. — Это- то и есть самое чудесное — то, что все так ново, правда?

Братья прибавили шагу — каждый со своей долей нетерпения, и последовали за своим непарнокопытным воспитателем.

А из ямы со щелочью продолжали доноситься звуки. Камень становился все тверже, а музыка — все жестче и агрессивней.

Неожиданно послышался громкий взрыв, из ямы выскочили два камешка, и оба полетели в восточную сторону на небольшой высоте, под углом в девяносто градусов друг к другу. Когда оба камешка коснулись земли, их музыка зазвучала еще громче.

12

День уже клонился к вечеру, когда они вышли к реке. Корделия устало опустилась на землю.

   — Давайте заночуем здесь. Векс, прошу тебя! Я так изнемогла за день и очень хочу отдохнуть!

Векс включил электронные датчики и быстро проверил состав воздуха.

   — Не здесь, мои юные друзья. Деревья растут слишком близко к кромке воды. Давайте отойдем немного подальше.

   — Приободрись, сестренка, — сказал Магнус и протянул руку. — Еще совсем немножко. Обопрись на мою руку.

   — Да нет, я смогу идти сама. — Корделия взяла брата за руку и поднялась. — Я устала только из–за всего того, что нам довелось пережить за день.

   — И я тоже, — признался Грегори.

   — Это верно, — кивнул Джеффри. — Вот только ты устал не от того, от чего мы устаем, братец.

Сказав это, он заставил себя встать. Все вместе дети развернулись и пошли вслед за величественным черным конем, чей силуэт был уже с трудом виден в сгущающихся сумерках.

   — Как это? — с трудом прогоняя зевоту, спросил Грегори. — Что значит «не от того, от чего мы устаем»?

   — Понимаешь, — объяснил Джеффри, — я устаю от ходьбы или от боя, а ты — оттого, что стараешься уразуметь все, с чем сталкиваешься.

   — Уразуметь можно все на свете, — пробормотал Грегори. — Все дело только в старании, а потом все обязательно вдруг становится ясно.

   — Верно сказано, — откликнулся Векс. — Однако над решением ряда проблем бьется не одно поколение людей.

   — Это правда, — признал малыш. — Трудные загадки приходится разгадывать по нескольку часов. Пока же у меня вроде бы хватает знаний, чтобы разгадать те, что встречаются на нашем пути, и все–таки ответа нет.

   — Думаю, пока мы нашли не все, что нужно, чтобы дать точные ответы, — заметил Магнус, обнял младшего братишку и поддержал. — И я тоже устаю не только от ходьбы, но и от раздумий.

   — Угадай–ка, угадай–ка… — вздохнула Корделия. — А я устала от самих поисков разгадки.

   — Но ведь мы повидали столько самых разных людей и наслушались всевозможных звуков.

   — Которые тоже ведут себя, как им вздумается, — подхватил Джеффри и, запрокинув голову, признался: — Нет, ничегошеньки не понимаю.

Грегори, у которого упрямо слипались веки, все же шел вперед.

   — Почему музыка так часто меняется? — вымолвил он сонно. — Разве какой–то одной музыки недостаточно?

   — Да меняется ли она на самом деле? — возразил Магнус. — Если на то пошло, не так уж сильны эти изменения. И вправду ли это так или это слышим только мы?

   — Ой, хватит уже! — не выдержал Джеффри. — Ты еще скажи, что вся жизнь — это только сон!

   — Ну, тогда не будите меня! — воскликнула Корделия, остановилась и всмотрелась вперед. — Глядите, какая там чудесная шелковая сеть, какую не соткал бы ни один смертный при свете дня!

Река впереди расширялась и образовывала небольшое озерцо, к которому склонялись ивы. Лес заканчивался в нескольких десятках метров от берега озера и сменялся лугом. Течение воды здесь становилось медленным, и потому у берега дно заросло тростником и прочими водными растениями. Вечерний туман скрадывал очертания кустов и деревьев, а сгущающиеся сумерки и вправду придавали всему пейзажу немного нереальный оттенок.

   — Давайте устроим привал, прошу вас, — проговорила Корделия и опустилась на мягкую луговую траву.

   — Да. Это место представляется мне подходящим, — объявил Векс. — Мальчики, соберите хворост.

   — Ага, Векс… Сейчас соберем… — выговорил Грегори, покачнулся и еле успел ухватиться за колено старшего брата.

   — Готов, — нежно проговорил Магнус.

   — Нет! — Грегори попытался выпрямиться и разжать слипающиеся веки. — У меня еще полным–полно сил! — Он заморгал и уставился на озеро. — А что это за цветочки, Векс?

   — Некоторые из них — водяные лилии, Грегори, но большинство — лотосы.

   — Лотосы? — переспросил Магнус. — Я их раньше никогда не видел.

   — А мы никогда не уходили так далеко на запад, братец, — напомнила ему Корделия.

Магнус почувствовал, как что–то тяжелое легло на его ступню. Грегори все–таки сморил сон. Магнус присел на корточки и поудобнее уложил братишку на пышной траве.