Чародей

Петр Ильич объявил мне в переполненной учительской: "Татьяна Павловна, два дня вы свободны, провожайте мужа!" Мои коллеги примолкли от неожиданности. Мужа? Какой он муж! Бабник и прощелыга! Бросил жену с ребенком, а тут разыгрывает заботливого мужа! И эта хороша! Ни кожи, ни рожи, а туда же… Жена! Сучка, слабоватая на передок, а не жена! При мне эта свора помалкивает, а на Катю набрасываются всем скопом, иногда доводя до слез. С кем ты, дескать, связалась…. Тоже отыскала наставницу! Жди, она тебя многому научит! Через все прошла, все испробовала, ни стыда, ни совести! Увела чужого мужа, дитя осиротила, а тут вдруг стала женой! Гнать таких нужно отовсюду! Поганой метлой! Чтоб и духу не было! Рассказывая об этом, Катя дрожала от возмущения. Как можно так говорить, совершенно не зная человека! У меня создалось впечатление, что большинство моих новых коллег сродни Вере Матвеевне, и нет среди них ни одной Тамары Максимовны. Я посочувствовала Петру Ильичу: с таким коллективом далеко не уедешь.

Два дня пролетели, как два часа. Последнюю ночь мы не спали. Чуть свет я пошла его провожать. Шли медленно и придавленно молчали. Когда миновали последние домики рабочего поселка, разбитая машинами дорога крутанула направо, а широкая пешеходная тропа повела нас вниз. Тихо…. Дует свежий ветерок. Из котловины между гор смотришь на звезды, как из глубокого колодца. За пределами поселка, среди сдвинувшихся в полутьме холмов, казалось, что в мире только мы двое, больше никого нет…

— В небесах торжественно и чудно… Спит земля в сиянье голубом. Что же мне так грустно и так трудно?… Жду ль чего? Жалею ли о чем? — Юрий, смотря в небо, тихо запел, как бы делясь со вселенной своими мыслями. — Я б хотел свободы и покоя, я б хотел забыться и уснуть…

Слова и мелодия бальзамом ложились на сердце. Страх перед будущим, отчаяние и бессилие перед неодолимостью обстоятельств, вынуждающих надолго разлучиться, сбились в горький ком и вдруг рассыпались, растворившись в страстной мольбе к Богу дать избавление от невыносимых мук, унести нас из этого страшного мира и наградить забвением в тихом сне, чтоб всю ночь, весь день, наш слух лелея, про любовь нам сладкий голос пел… Юрий, как всегда, нашел самые верные и самые нужные слова, наиболее полно отражающие наше состояние в эти минуты. Песня вобрала в себя нашу тоску и печаль, и мы несколько оживились. А Юрия прорвало, он начал читать свои стихи, впустив меня в тот мир, о котором раньше я только догадывалась.

Тропка привела нас к яру, по дну которого бежал ручей. Близко к крутому спуску в кустах недалеко от тропки лежал плоский валун, за ночь не потерявший накопленное днем тепло. Юрий быстро собрал кучку сухих веточек, жухлых листьев и травы, поджег их, и молодой костерок весело заплясал перед нами. Чародей подхватил меня на руки и, покачивая, как ребенка, понес вокруг костерка, потом сел на камень и то пел, то читал стихи, то нежно и страстно целовал, будто предчувствовал, что впереди у нас пропасть вечной разлуки. Я задеревенела от горя, от страшной мысли, что вот сейчас он уйдет и вечером не вернется. Наоборот, уедет далеко, и я несколько месяцев не смогу даже взглянуть на него, не услышу его чарующего голоса и, как бы мне ни хотелось, не смогу до него докричаться…. Слезы стояли в горле, я их не пускала изо всех сил.

За шестьдесят лет память моя растеряла дорогие мне строчки, но тонус и накал стихов Юрия я живо чувствую и сейчас, поэтому, листая журналы, пропускаю страницы со стихами, боясь обжечься о мучительно родную струю чистой любви и захлестывающей страсти. Я нарушила многолетнее правило, когда пишу эти строки, так как вынуждена заняться плагиатом, отыскивая стихи, близкие по духу тем, что когда-то читал посланный мне Богом Чародей. Я умышленно не называю имен подлинных авторов этих строк, пусть они звучат, как стихи Юрия Осадчего.

Я мог бы руки долу опустить, Я мог бы отдых пальцам дать корявым, Я мог бы возмутиться и спросить, За что меня и по какому праву…

Но верен я строительной программе…

Прижат к стене, вися на волоске, Я строю на плывущем под ногами, На уходящем из-под ног песке.

……………….

Шел, увлекаемый новью,
Прежних не видя утрат,
И пред своею судьбою
Разве не я виноват?
Можешь карать и построже,
Но не забудь одного:
Убереги меня, Боже,
Впредь от меня самого….

…………………………

Уж зрелая пора открыла наши двери,
Торопит время нас, спешит двадцатый век,
И я живу сейчас в неистребимой вере,
Что должен на земле быть счастлив человек.

……………………………

Ты моя навсегда, Знаю точно — навек,
И любовь, и судьба, Мой родной человек…

………………………………..

Если бы все забыть плохое, — Здравствуй!

Если б мне быть всегда с тобою, -

Здравствуй!