Чародей

Однажды во время соколиной охоты Наджа набрел на Хезерет и двух ее подруг, собиравших цветы лотоса для венков. Она посмотрела на него, стоящего на высоком речном берегу, ее мокрая юбка прилипла к ногам, так что кожа просвечивала через тонкую ткань. Девушка отбросила упавшую на лицо прядь жестом невинным, но одновременно таким невыразимо чувственным. Хотя черты ее хранили серьезность и целомудренность, в миндалевидных глазах блеснул едва заметный распутный огонек, так притягивавший его. Это откровение продлилось всего миг, ибо потом царевна окликнула подружек и они, прошлепав по воде, побежали через луг к дворцу. Он смотрел, как мелькают ее длинные мокрые ноги, как округлые ягодицы меняют форму под льняной юбкой, и его дыхание сделалось вдруг прерывистым и частым.

При этом воспоминании чресла его ожили. Он и хотел, чтобы она поскорее вышла из-за ширмы, и при этом желал оттянуть этот момент, чтобы испить до дна чашу предвкушения. Наконец миг настал. Две служанки вывели невесту, а затем беззвучно ускользнули, оставив ее стоять одну посреди опочивальни.

Ночная сорочка укрывала ее от шеи до щиколоток. Пошитая из редкого и дорогого шелка из восточных земель, она была кремового цвета и такая воздушная, что, казалось, плыла вокруг девушки, как речной туман, волнуясь в такт каждому ее вдоху. В углу на треножнике позади невесты горела масляная лампа, и неяркий желтоватый свет проникал через шелк, подсвечивая изгиб бедер и плеч, так что они сияли, как выточенные из полированной слоновой кости. Обнаженные ступни и ладони были окрашены хной, краска с лица была начисто смыта, на щечках играл нежный девичий румянец, а губы дрожали, как будто она готова была вот-вот заплакать. На подобающий скромнице манер Хезерет опустила головку и посматривала на жениха из-под длинных ресниц. Глаза у нее были зеленые, и у Наджи кровь вскипела в жилах, когда он распознал в них тот самый заинтриговавший его похотливый огонек.

– Повернись, – мягко велел он, но во рту у него стало сухо, как если бы он попробовал недозрелой хурмы.

Она повиновалась, но с томной неторопливостью. Качнула бедрами, животик смутно обрисовался под шелком; колыхнула ягодицами, округлыми и гладкими, как страусовые яйца, тряхнула прядями блестящих волос.

– Ты прекрасна, – обретя голос, сказал Наджа.

Намек на улыбку обозначился в уголках ее губ, и она увлажнила их кончиком языка, алого, как у котенка.

– Я рада, что мой господин регент так считает.

Он встал с постели и подошел к ней; взял ее за руку, показавшуюся ему теплой и мягкой, и повел к ложу. Она без колебаний последовала за ним, опустилась на колени на белую овчину и склонила голову так, что волосы упали ей на лицо. Стоя над ней, он склонился и коснулся ее губами. От нее исходил неуловимый аромат здоровой молодой женщины в первом цвете зрелости. Наджа погладил ее волосы, и Хезерет взглянула на него через их темную завесу. Он разделил пряди и коснулся рукой ее подбородка. Потом медленно, дразня себя, приподнял его.

– У тебя глаза как у Айконы, – прошептала девушка.

Айконой звали ее ручного леопарда – этот зверь всегда пугал и привлекал ее. Эти же эмоции обуревали ее и сейчас, поскольку Наджа был гибким и хищным, как огромная кошка, с желтыми неумолимыми глазами. Женским чутьем она угадывала в них жестокость и беспощадность, и это вызывало в ней неизведанное дотоле ощущение.

– Ты тоже прекрасен, – прошептала она, и не лгала.

В этот миг девушка поняла, что перед ней самый красивый мужчина из всех, с кем ей доводилось встречаться.

Он поцеловал ее, и его губы удивили ее. У них был вкус спелого плода, которого ей не доводилось пробовать прежде, и вполне естественно, что Хезерет разомкнула уста в стремлении насладиться им. Его язык был стремителен, как змеиный, но не вызвал у нее отвращения. Закрыв глаза, она коснулась его своим собственным. Затем Наджа положил руку ей на затылок и крепче прижал ее к своим губам. Девушка настолько растворилась в поцелуях, что, когда его ладонь сомкнулась на ее груди, это застало ее врасплох. Глаза ее открылись, Хезерет охнула. Она попыталась вырваться, но регент крепко держал добычу, начав ласкать ее осторожными, но умелыми прикосновениями, успокоившими страхи юной невесты. Наджа сдавил ее сосок, и волна наслаждения прокатилась по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. Когда он отнял руку, она ощутила острое разочарование. Он поднял ее на ноги, поставив ее перед собой на овчину так, что ее груди оказались на уровне его лица.

Одним движением Наджа стянул с нее шелковую сорочку, и та упала на пол. Когда он стал посасывать ее отвердевший сосок, она вскрикнула. Одновременно его рука скользнула между ее бедер и сжала мягкую плоть с черным треугольником волос.