Чакра Кентавра

— Дважды, но это ничего не значит. Он меняет свой вид. От скуки. И придумывает, чем бы ошарашить очередного посетителя.

— Зачем? Если его загадки не имеют ответов, то, выходит, обречены все.

— Дэв не любит трусов. И дураков. Если ты слишком долго будешь чесать в затылке или сразу ляпнешь: “Нет, не вразумлен”, — он тебя попросту задавит своей тушей.

— Что‑то вроде защиты от дурака?

— Это ты здорово подметил, командор Юрг!

Юрг опомнился и потряс головой. Если бы не все, что предшествовало этому полету, он сейчас мог бы поручиться, что там, в темноте, сидит какой‑то милый парень из космодромной обслуги, во время ночных дежурств начитавшийся “Тысячи и одной ночи”.

— Далеко еще? — спросил он только для того, чтобы еще раз услышать эту на редкость привычную, ничем не примечательную русскую речь. С одной оговоркой — из уст инопланетного туземца.

— Уже снижаемся. — Шоёо снова запищал. — Если будешь возвращаться, стукни три раза, а то я тебя выпущу и сразу затворюсь, там снаружи‑то студено. На тебе шкурка не больно тонка?

— Сгодится, проверена. Еще указания будут?

— Сейчас… — Под днище что‑то глухо поддало, заскрипело. — Слава светящему, не на хрусталь сели, на камень. Теперь так: бери эту крысу. Нож имеется?

— Зачем?

— А как живой источник угадаешь? Отрубишь зверю голову, потом будешь поочередно во всех ключах, приложивши к тулову, водой кропить. Где прирастет — там вода живая.

Да. Вот теперь это не был свой парень с космодрома.

— Так, — сказал он, — держи пушистика на руках, чтобы не замерз, и ответишь за каждый волосок. Слыхал ведь — последний он в своем роду. Бывай.

— Но как же…

— А дэв на что?

Он замкнул створки лицевого щитка и включил подачу кислорода. Проверил на поясе мягкий контейнер для воды и небольшой джасперянский десинтор, оставшийся у него со времен последнего боя на Звездной Пристани. Гулко стукнул перчаткой в заднюю дверцу. Та послушно развернулась лепестками наружу, так что образовалась не очень‑то широкая дыра. Он ловко ввернул в нее свое тело — и очутился свидетелем зрелища такой возвышенной, хотя и не лишенной мрачноватости красоты, что у него никогда не повернулся бы язык назвать это сказочное место Адом.

Прямо перед ним, километрах в трех, плевался сгустками пламени небольшой конусообразный вулкан, стройностью своих пропорций наводящий на мысль о золотом сечении. Каждые десять–двенадцать секунд с небольшим уклоном назад вырывался сноп искр, ослепительных до белизны. Все это отражалось в ледовых натеках, покрывающих игольчатые пики трех непомерно высоких гор, обступивших вулкан призрачным караулом. Юрг оглянулся — четвертая гора была у него за спиной, и ее вершина терялась в ночном беззвездном небе. За нею уходил в чернеющую даль едва угадываемый заледенелый кряж. Любоваться игрой огней, отраженных хрустальными пиками, можно было бы до бесконечности — вот только время поджимало.

Он двинулся вперед, осторожно ступая по шероховатому камню. Прямо перед ним было что‑то вроде пруда, заполненного черной тусклой массой; белые снежные берега четко ограничивали чудовищный блин метров шестидесяти в поперечинке; огни, рассыпаемые щедрым светочем, он не отражал. Юрг включил фонарь и направил его па асфальтовую поверхность — та дернулась, точно потревоженная звериная шкура, тревожно запульсировала и вдруг взмыла вверх с непредставимой легкостью, слегка сжимаясь по окружности. Теперь блин висел над своим лежбищем пластом густого тумана не более метра толщиной, и белесые пятна бегали по его краю. Постепенно этот край начал стягиваться в одно место, точно напротив замершего в неподвижности Юрга, и светлые точки сложились в рисунок уродливого толстогубого лица.

Нарисованный рот распахнулся, из щели дохнуло потоком ледяных кристалликов.

— Зверь или человек? — слегка подвывая, вопросил дэв.

— Человек! — Юрг перевел усилитель звука на полную мощность, дабы заранее внушить к себе уважение.

Глаза на изображении лица расширились, так что теперь занимали всю верхнюю половину дэвской морды. Вероятно, это означало крайнюю степень удивления.

— Тогда скажи, человек, одетый в шкуру серебряного зверя… Скажи: что есть белое посреди красного?

— Папа Римский среди своих кардиналов. — Командор не медлил ни доли секунды. — Услыхал? Ну и вали отсюда.

— Так поговорить хочется… — жалобно проблеял дэв.

— Это всегда пожалуйста! Только теперь вопросы буду задавать я, договорились?

Дэв засопел, наливаясь красным свечением — или это были отблески разбушевавшегося вулкана? Надо было ковать, пока горячо.

— Где источник живой воды?

— Ты задаешь вопрос, на который сам не знаешь ответа! — возмутился дэв.

— А ты со своими загадками? Ты что, знаешь, кто такой Папа Римский?

— Не–ет, — недоуменно протянул дэв.

— Насколько я понимаю, первый раунд ты проиграл — произнес запретное слово. Гони проигрыш, показывай, где источник! А потом, если пожелаешь, продолжим беседу на высоком дипломатическом уровне.

Темная студенистая оладья затрепетала по краям, точно скат, зашевеливший плавниками. И без того не пленяющее красотой лицо уродливо исказилось, растягиваясь по диагонали.