Чакра Фролова

Реплика Михася пришлась как нельзя кстати, поскольку не удержи он тогда бабу, рванули бы все. Хотя и непонятно зачем. Вилами, что ли, дома защищать?

– Стоим здесь и ждем, – сурово приказал Михась. – Тут либо немец со стороны Кривой сосны наступил, то ли наши со стороны Лысой опушки поднялись. А мы тута покамест обождем.

Люди столпились на берегу и стали ждать. Тимофей шмыгал носом и отплевывал воду. Галина, присев на корточки, гладила его по голове. Михась курил самокрутку и, щурясь, поглядывал в сторону деревни. Никитин сидел на земле, приобняв Серафиму. Фролов то вставал, то садился, то начинал задумчиво ходить кругами вокруг березы.

Еще с четверть часа из деревни доносился треск автоматов и отдельные крики и хлопки.

– Главное, чтоб не пожгли, главное, чтоб не пожгли, – твердила, как молитву, жена Гаврилы, Ольга, качаясь из стороны в сторону.

– Да не колыхайся, дура! – осадил ее Гаврила, выжимая мокрую бороду.

Остальные бабы, испуганно вытаращив глаза, похоже, бормотали то же, что и Ольга.

Когда все стихло, Михась приказал выждать еще с полчаса, а только затем разрешил трогаться.

Шли неровно. Кто-то спешил, кто-то, наоборот, плелся позади, видимо, опасаясь возобновления стрельбы.

Когда поднялись, ахнули. Дома, слава богу, стояли нетронутыми, если не считать нескольких выбитых окон и кое-где поцарапанных шальными пулями заборов, но на улицах лежали мертвые и дымился снесенный, видимо, взрывом гранаты телеграфный столб с радиоточкой.

– Капут твоему радиву, – сказал Михась Тимофею. – Отпелось.

– Да и хер бы с ним, – отмахнулся Тимофей, который, как и все, находился под впечатлением от увиденного и даже забыл о своем недавнем прыжке в пруд.

Половина убитых были в военной форме. Остальные в гражданском. Среди тел, впрочем, не было ни одного раненого – видимо, кто мог ползти, уполз. Или был унесен. Никто не стонал и не кричал. В сочетании со столь кровавой картиной тишина производила особенно жуткое впечатление.

– Василеооок!!! – вдруг истошно завопила какая-то баба и бросилась через дорогу к зарослям крапивы.

От ее крика вздрогнули все.

– Жалко Василька, – сказал Игнат и поковырял пальцем в носу.

– Да, – согласился кто-то. – Пришибли, значит. Бедолага. Он-то уж совсем ни при чем был.

– Что на роду написано, то и сбудется, – завершил диалог Игнат и стряхнул с пальца козявку.

«Сына убили, – подумал Фролов, сглотнув ком в горле. – Или мужа».

Но Васильком оказался тот самый хряк, который периодически гулял по улицам Невидова и который в свое время первым встретил новоприбывших Фролова и Никитина. Видать, и его шальная пуля зацепила.

У дома Гаврилы по-прежнему стояла их казенная «эмка». Только теперь она была изрешечена автоматной очередью. Позади нее, раскинув руки, лежал молодой парень. Судя по одежде, не военный. Левая нога у него была неестественно изогнута и оголена до колена. На колене виднелась окровавленная повязка. Похоже, он был до этого ранен в ногу – вряд ли он стал бы перевязывать ногу в пылу сражения. Напротив забора Серафимы, раскинув руки, лежали трое мертвых красноармейцев. А неподалеку, сплетясь в последней рукопашной, Кулема, а на нем могучего телосложения солдат. У солдата из перекошенного рта неспешными толчками капала черная кровь, заливая лицо лежащему снизу Кулеме, а в животе торчал нож – видимо, Кулема успел перед смертью пырнуть противника. У самого же Кулемы были выпучены глаза, которые особенно страшно выглядели на залитом черной кровью лице. Так в обнимку и отправились на небо.

Во дворе бывшей комендатуры, а ныне снова Климова дома, лежали присыпанные рыхлой землей Помидор и Леший. Неподалеку, коптя воздух черным дымом горящей резины, лежал опрокинутый мотоцикл. Рядом виднелась небольшая воронка от взрыва гранаты. Грузовик, однако, стоял нетронутый.

У калитки лежал растерзанный автоматной очередью труп Шныря. Похоже, Шнырь даже не успел толком одеться со сна. На нем была только майка и брюки. Из штанин торчали худые босые ноги. Короткостиженые волосы Шныря были усеяны мелкими осколками, отчего голова его как-то неестественно весело поблескивала на солнце, словно была украшена драгоценными камнями. Рядом с трупом стоял Клим и нервно приговаривал, покачивая головой: «Дела…»

Только сейчас Фролов вспомнил, что Клима не было на пруду. Похоже, это вспомнил не он один. К Климу мгновенно бросились с расспросами. Но почти тут же отпрянули – от Клима за версту несло дерьмом.

– Че это ты, Клим? – спросил Сенька Кривой, поморщившись, от чего его лицо стало еще более кривым. – Обосрался, что ли, от страха?

– Сам ты обосрался, – обиделся Клим. – Прятался просто.

– В говне? – удивился Сенька.

– Да подожди ты с говном-то, – оборвала Сеньку Лялька.

Клим почесал затылок.