– Подумайте, – сухо сказал Фляйшауэр, видимо, недовольный отсутствием восторга со стороны Фролова или хотя бы элементарной благодарности. Он демонстративно занялся своими бумагами, отодвинув листок с сюжетом в сторону, как будто Фролова больше не существовало, а было только пустое пространство. Фролов выждал несколько почтительных секунд, затем взял листок и двинулся к двери. Неожиданно Фляйшауэр его окликнул.
– Послушайте, а вы можете мне объяснить, где бродит этот…
Тут лейтенант защелкал пальцами, вспоминая имя хозяина дома.
– Klim, – подсказал Шнайдер.
– Да, этот Клим. Он не ночует дома и все время бродит где-то пьяный. Откуда у него деньги на водку или на что там?
– Это загадка, – пожал плечами Фролов.
– Это не загадка, – раздраженно сказал лейтенант. – Это непорядок. А вдруг он партизан?
Лейтенант, казалось, сам же и испугался собственного предположения. В первые дни войны слово «партизан» еще не было тем словом, от которого позже немцы будут впадать в истерический ступор, но Фляйшауэр знал, что некоторые народы в силу менталитета не жалуют общую дисциплину и любят воевать, прячась в лесах. Русских он относил именно к этой категории.
– Ну какой из Клима партизан? – удивился Фролов. – Тем более он все время пьяный.
– А может, он притворяется. Откуда мне знать?
Фролов подумал, что если Клим притворяется пьяным, то тогда в нем погибает великий актер.
– В общем, если вы его встретите, – продолжил лейтенант, – скажите ему, что после комендантского часа его просто пристрелят. И потом, столько пить вредно.
– Хорошо, – кивнул Фролов, – хотя для начала мне придется объяснить ему, что такое «непорядок», «комендантский час» и «вредно пить».
– Но что такое «пристрелят», он, надеюсь, понимает, – парировал лейтенант. – Пуф! И его нет. Был и нет. Это он понимает?
– Это не всякий образованный и трезвый понимает, – философски заметил Фролов.
– Но вы-то понимаете.
– Был и нету? Понимаю.
Фролов вздохнул и добавил:
– Хотя это все лучше, чем, например, «не был и нету». Такое тоже случается…
– Слушайте, герр Фролов, – нахмурился лейтенант. – А вы не еврей, часом? Как-то вы туманно изъясняетесь.
– Не еврей, – испугался Фролов. – Я обещаю объяснить Климу новые порядки.
– Сделайте одолжение, – усмехнулся лейтенант и погрузился в свои бумаги.
Глава 23
Вообще-то Фролов был даже где-то рад идиотским замечаниям лейтенанта, ибо прими Фляйшауэр сценарную заявку безоговорочно, пришлось бы думать, что делать дальше. Теперь же выбора просто не было. В голове с каким-то тупым и злорадным остервенением крутилась только одна мысль – «Побег!» И это остервенение радовало Фролова – в состоянии раздражения он был способен на многое – улетучивалась привычная рефлексия, исчезали мягкотелость и нерешительность, оставалась только трезвая злость. И пару дней после той утренней беседы Фролов тщательно оберегал это состояние, стараясь не вступать ни с кем в ненужные разговоры, словно боялся расплескать драгоценный напиток. На вопросы отвечал скупо и хмуро, лишил Тузика и Валета привычного почесывания по брюху и даже во время обсуждения плана побега с Никитиным держался сухо и делово. Но что толку, если в итоге все пошло наперекосяк.