Чагин

Пытаясь остановить прогресс, воинствующие питекантропы разбивают Колин инструмент. Так столкновение эпох проходит через отдельно взятую жизнь и становится личной драмой. Именно о ней Коля поет в своей заключительной арии.

— Вы слыхали, как поют питекантропы? — спросил Кукушкин.

Ресторан притих.

Не дожидаясь ответа, Кукушкин запел речитативом:

Жаль, гармонь моя разбита —
Рассказала вам тальянка б,
Как в тисках палеолита
Гибнет Коля-питекантроп.

Зал взорвался аплодисментами.

Официанты выводили исполнителя под руки, потому что идти самостоятельно он уже не мог.

На улице мы посадили его в такси, и, пока «Волга» с шашечками не свернула на Невский, из окна неутомимо махала его рука. Кукушкин как бы прощался с экзотической, уже им отыгранной ролью и ехал навстречу новой, не менее экзотической.

Тина и Дина махали в ответ. На этот раз они выбрались из ящика окончательно.

* * *

Как произошла та странная история, которая в очередной раз изменила жизнь Чагина? Которая начиналась как шутка.

Шутка — это кривое зеркало реальности. Иначе говоря — реальность, какой она не может быть. Но иногда такое зеркало перестает восприниматься как кривое. Жизнь начинает всё путать, и то, что задумывалось как шутка, развивается самым серьезным образом. Так случилось в истории с нашими девочками.

В чью именно голову пришла эта идея? Наша с Исидором неспособность различать сестер без родинки столько раз обсуждалась нами всеми, что, может быть, и в мою. Допускаю, что мысль эту высказывали неоднократно. Пытаюсь вспомнить — и не могу. Не оттого ли, что человеку свойственно забывать то, о чем он не хочет помнить?

Так вот, родинка. Если раньше она неизменно исчезала (у Дины), то теперь появилась (у Тины). Проще говоря, Тина нарисовала себе родинку.

Нарисовала, и ладно — такой пустяк. Невинный розыгрыш. Ведь в том или ином виде прежде это уже бывало.

Всё дело оказалось не в родинке, а в дне, когда она была нарисована. В этот день Исидор решился на объяснение.

Даже сейчас, когда я знаю окончание этой истории, не могу в нее до конца поверить. Она кажется мне цепью случайностей, которые не могут, не должны определять ход жизни. Иначе опыт становится довольно-таки бессмысленным багажом. Чему он учил бы в данном случае? Тому, что родинки надо рисовать вовремя?

И существует, в конце концов, логика развития событий. Получается, что случайность ее отменяет.

А вдруг — всё наоборот? Случайность не отменяет опыт и основанную на нем логику, а просто сводит их к точке. Спрессовывает, но не уничтожает.

Всё началось с того, что Исидор предложил Дине встретиться на Невском у кинотеатра «Октябрь».

Обычно всюду мы ходили вчетвером, в том числе — в кино, и девушек это удивило. Может быть, удивление и послужило толчком к шутке, мысль о которой, повторяю, посещала нас и прежде. Не исключаю также, что это был стихийный протест против разлучения близнецов.

Как бы то ни было, в тот день Тина нарисовала себе родинку и отправилась на встречу с Исидором. В качестве Дины. С ее, разумеется, согласия — иначе и быть не могло.

О том, как прошла эта встреча, я знаю в подробностях — обо всём мне рассказала сама Тина.

Не было только одной подробности: что за фильм смотрели в тот вечер Тина и Исидор — они ведь действительно пошли в кино.

Я пытался добиться от Тины ответа на этот вопрос. Но — безуспешно. Мне было важно понять, значил ли что-то для Исидора выбор фильма. Готовился ли он к чему-то, предвидел ли?

Я помнил, что кинотеатр «Октябрь» находился недалеко от его дома, но это меня никуда не вело. С трудом представляю себе, что Чагин нацелился после фильма кратчайшим путем отправиться домой.

За выбором Исидора мне хотелось видеть какой-то смысл. Я допускал, что так он хотел начать рассказ о Шлимановском кружке.

Или, чего доброго, о работе в Британской библиотеке — тогда эту историю он уже знал от Николая Ивановича. Чего не сделаешь, чтобы произвести сильное впечатление…

— Может, вы смотрели «Свой среди чужих, чужой среди своих»? — терзал я бедную Тину.

— Нет, не то…

— «Романс о влюбленных»?

— Этот фильм я знаю. Я бы его запомнила.

В тот год вышла и картина «Как добра молодца женили», но о ней я Тину даже не спросил.

Не без смущения она рассказала, как Исидор взял ее ладонь и с неестественной сосредоточенностью смотрел на экран.

— И что, это помешало тебе запомнить фильм?

— Представь себе. Он водил по моей ладони большим пальцем. Очень, между прочим, нежно.

— Всё равно не понимаю, как это могло сказаться на твоей памяти.

— Потому что ты так никогда не поступал. По крайней мере, в кино.

А потом Исидор наклонился к уху Тины и стал шепотом рассказывать ей историю своей жизни. Они сидели в последнем ряду, людей на сеансе было немного, и он мог себе это позволить.

Говорил ей о Вере, о том, как одинок, и как она, Дина, спасла ему жизнь.

Тина уже поняла, как неуместна была наша шутка, но сделать, по ее словам, ничего не могла.

— Почему?