— Поэтому я и не стала просить тебя о помощи. — Поэтому и еще потому, что впервые в жизни мне хотелось оторваться от тебя и почувствовать себя свободной.
— О, уже седьмой час, — сказала мама, взглянув на часы. — У нас заказан столик на половину седьмого.
— Мы обедаем не дома? Я думала, что ты захочешь поговорить обо всем этом без свидетелей.
— Мы будем без свидетелей. Мы идем в клуб. Сегодня вечер «Омаров штата Мэн» и я еще не пропустила ни одного из них за последние тридцать лет.
Мы отправились в Грасси Глен на моей машине. Это была мучительная десятиминутная поездка, в течение которой мама упрекала меня за то, что я обесчестила память отца не только тем, что работала прислугой после того неимоверного труда, который он вложил в свой матрасный бизнес, чтобы я могла иметь собственную прислугу, но и тем, что работала на такого человека, как Мелани Молоуни, которую мама охарактеризовала как «мусор». Похоже, моя мать довольно неравнодушно относилась как к Мелани, так и к Элистеру Даунзу. Я ни разу не видела у нее столь сильного взрыва чувств.
— Женщина, которая едва не разрушила жизнь такого важного человека, как Элистер Даунз, заслуживает того зла, которое с ней произошло, — сказала она.
Мы подъехали к увитому плющом кирпичному фасаду здания клуба. Раньше оно было зданием суда, а потом стало реабилитационной клиникой для тех, кто злоупотреблял своим богатством. Мужчина, обслуживающий парковку, подошел к машине со стороны моей мамы, открыл ей дверцу и сказал:
— Добрый вечер, миссис Ваксман. Как вы себя сегодня чувствуете?
Когда мы вошли в огромный обеденный зал с тяжелыми шелковыми занавесками и хрустальными люстрами, к нам деланно плавной походкой подплыл темноволосый мужчина в смокинге и поцеловал маме руку, которую та заранее протянула, подыгрывая его услужливости.
— Как прекрасно снова видеть вас, миссис Ваксман, — сказал он. — Сегодня вечером вы выглядите превосходно.
— Ты тоже неплохо выглядишь, Марвин, — ответила моя мама без тени улыбки. После этого она прищурила глаза и начала оглядывать зал в поисках знакомых.
— С вами ваша прелестная дочь, — добавил Марвин.
— Да, Марвин, — просияла мама. С ней это редко случалось.
— Сюда, леди, — сказал Марвин и повел нас к столу напротив большого окна, из которого, когда не было темно, виднелось поле для гольфа, спроектированное архитектором Джеком Никлаусом.
Пока мы шли по этой столовой размером с зал для танцев, я поразилась огромному количеству, пустующих столиков. Этот клуб едва ли можно было назвать переполненным.
— А где все? — спросила я маму. — Я думала, что вечер омаров — самый популярный вечер на этой неделе.
— Это все экономический спад, — ответила она. — Представляешь, некоторые члены не могут платить ежегодный взнос в семьсот пятьдесят долларов и вынуждены покинуть клуб.
О, это я могла представить себе очень отчетливо.
Марвин усадил нас за наш столик и положил нам на колени белые выглаженные салфетки.
— Вам принести ваш любимый коктейль, миссис Ваксман? Дюбонне Руж[51] с одним кубиком льда и ломтиком лимона?
— Это было бы замечательно, Марвин, — ответила мама, закуривая свой «Винстон».
— А ваша прекрасная дочь? Она будет коктейль? — спросил Марвин, глядя на меня.
— Я выпью стакан белого вина, — сказала я. Но потом вспомнила наш первый ужин с Кулли на «Марлоу» и улыбнулась. — Или нет, Марвин, лучше принесите мне рома «Маунт Гэй» с тоником.
— Что? — воскликнула мама с испуганным видом.
Марвин тоже выглядел несколько испуганным, но он принял заказ, поклонился и ушел.
Мне бы хотелось, чтобы Кулли увидел это место, подумала я. Может быть, когда все утрясется и мы узнаем друг друга получше, я познакомлю его с мамой. А с другой стороны, Может быть, и нет.
— Теперь расскажи мне о расследовании этого убийства, — сказала мама, разглядывая не меня, а обедающих, многие из которых махали ей рукой и посылали воздушные поцелуи.
Я поведала, как начала работать на Мелани, как обнаружила в кабинете ее тело и что у меня не было алиби на ночь убийства. Вначале моя мама, как и Бетани Даунз, крайне заинтересовалась, видела ли я рукопись книги об Элистере Даунзе во время работы в доме Мелани. Но потом, когда я объяснила ей, что понятия не имею, что именно написано в этой книге, она поинтересовалась, где я была в ночь убийства и почему у меня нет алиби.
— Я встречалась с одним человеком, — сказала я. — Он привез меня домой около одиннадцати и уехал. Весь остаток ночи я провела в поместье Маплбарк одна.
— Кто этот человек? — спросила она.
— Мама, его зовут Кулли Харрингтон. Он фотограф. — Я знала, что меня ждет, и поэтому собралась с силами.
— Что это за имя такое — Харрингтон? Могу только сказать, что это не еврейское имя.
— Нет, мам, он не еврей. Он принадлежит к англиканской церкви.
Мама побледнела, но не испугалась.
— И чем он зарабатывает на жизнь? Ты говорила, он фотограф?
— Ага. Он делал фотографии Маплбарк для брошюры. Так мы и встретились.
— Так это был деловой ужин? Вы обсуждали продажу твоего дома?
— Нет, дом тут ни при чем. Это был приватный вечер. Кулли и я, мы… встречаемся.