После Октябрьского переворота один бывший царский офицер, поддерживавший до этого Временное правительство, задумал собрать своих единомышленников и перебить взявших в свои руки власть большевиков. Фактически, это был замысел организации Белого движения ещё до того, как Алексеев и Корнилов стали создавать его на Кубани. Будучи верующим человеком, этот офицер обратился за благословением к известному петербургскому священнику, снискавшему всеобщее уважение высотой своей духовной жизни. Вместо благословения он услышал резкие, почти гневные слова: «Вооружённая борьба с большевиками ни к чему не приведёт. Они пришли потому, что Россия изменила своей вере и вызвала гнев Богородицы. Когда мы образумимся, Богородица нас простит, и большевики падут сами собой».
Мудрость этого батюшки в полной мере можно оценить только сегодня (хотя примерно то же самое многократно повторял святой праведный Иоанн Кронштадский). Отец чем сильней любит своё чадо, тем больней его бьёт, наказывая. Революция и Гражданская война были для России жестоким Божьим наказанием, но разве она его не заслужила? Ведь к рубежу девятнадцатого и двадцатого столетий весь верхний слой российского общества и часть простого народа были духовно заблудшими людьми, пребывающими во грехе безбожия. Чехов писал Куприну: «Я с удивлением смотрю на всякого верующего интеллигента». Семинаристы прятали под подушками сочинения Маркса и революционную литературу. Многие русские купцы, в частности Савва Морозов, давали деньги на революцию. Призыв батюшки Иоанна Кронштадтского «Русь, держись за святое православие, в нём твоё спасение!» был для большинства пустым звуком. Как ещё мог Господь помочь сошедшей с ума России «в разум истины прийти»? Только через страдание, иного способа не было. И Он послал нам страдание революции, но так рассчитал его меру, чтобы оно нас не убило, чтобы мы выжили. И наш самый выносливый в мире народ перетерпел всё сполна и не ушёл с мировой геополитической сцены. С этого момента направление его исторического движения сменилось на противоположное: раньше он шёл к пропасти, теперь очень медленно, нащупывая ногой почву перед каждым шагом, стал от неё отходить. Так что 1929 год все-таки можно назвать Годом великого перелома.
Только в свете такой историософской концепции возможно понять появление в тридцатых годах фигуры Сталина. Это был первый шаг русского народа на его возвратном пути к самому себе. Представление о Сталине как о хитром азиате, который околдовал целую нацию и стал помыкать ею, как его левая нога захочет, не только антинаучно, но и оскорбительно для нации. Пусть русофобы сколько угодно кричат о «рабской крови», текущей в русских жилах со времён татаро-монгольского ига, – мы-то с вами знаем, что наши предки ни перед чьей силой, включая и силу Батыя, угодливо и трусливо не сгибались. На знаменитой скульптуре Родена французский аббат изображён героем, который, отдавая захватчикам ключи от своего города, делает не угодливую, а презрительную мину. В этом и заключается его героизм – в выражении лица! А русские никому никогда не отдавали ключей, и великий Наполеон напрасно ожидал этого акта, сидя на Поклонной горе. А то, что Сталин оказался у нас на вершине власти, – это результат того, что народ, вопреки природной робости этого человека, в течение нескольких лет буквально выдавливал его туда, ибо единовластие было для тогдашней России единственным спасением. Не было больше сил терпеть и дальше бесконечные партийные дискуссии о том, кого надо слушать – Маркса, Ленина или Каутского, кормить и дальше всю эту свору кабинетных теоретиков, каждый из которых настаивал на том, чтобы на живом теле русского народа поставить именно его эксперимент.
У опытных туристов есть такое правило: если группа заблудилась в лесу и начинаются споры, в каком направлении двигаться дальше, надо выбрать кого-то одного и куда он всех поведёт, туда и идти, так как хуже гвалта не может быть ничего. А в России двадцатых стоял незатихающий гвалт – каждая кухарка поверила Ленину, что может управлять государством. И народ стукнул кулаком по столу: всё! Управлять государством должен кто-то один! И предоставил полномочия Сталину.
Это совершенно обычная вещь, повторявшаяся в истории много раз. Устав от сенатской разноголосицы, римляне в 27 году до нашей эры уполномочили на власть императора. Не желая выносить распри между крупными землевладельцами, французы в XV веке доверили единовластие Людовику XI. В том же XV веке, когда образовалось Французское национальное государство, княжеские усобицы переполнили чашу терпения русских, и они поручили управление страной Василию Тёмному. Российская специфика этой повсеместной исторической фабулы состоит лишь в том, что мы если уж отдаём в чьи-то руки власть для наведения порядка, то отдаём по-настоящему, не подвергая своего выдвиженца постоянной мелочной критике и предоставляя ему возможность вырабатывать правильный курс методом проб и ошибок. Такова русская натура.