Бурный финиш

Но я покачал головой:

– Ты на скачках не играешь!

– Играю.

– Нет.

– Ты просто не знаешь.

– Прекрасно знаю, – устало отозвался я. – Скачки тебя не интересуют. Ты никогда не пытался получить у меня сведения о тех, кто может выиграть. Ты даже не спрашивал, какие у меня самого шансы. И не говори, что наделал карточных долгов, – тоже не поверю. Ведь если ты наделал такие долги, что вынужден воровать, чтобы расплатиться с ними, ты бы играл и в карты, и на тотализаторе, и на чем угодно. Это уж как болезнь.

– Воровать – слишком крепкое слово, – сказал он, поморщившись, потом взял мой нетронутый стакан и залпом осушил его. – Ярдман пенсии платить не станет, – добавил он.

Я попытался представить его будущее, его скудную пенсию в старости. У меня хоть есть остатки состояния Креганов, что и говорить: деньги небольшие, но можно покупать машины и выпивку. У Саймона же – лишь то, что он сумеет скопить.

– Деньги держишь в банке? – спросил я.

– Треть, – признал он. – Другую треть берет мой двоюродный брат, который держит кобылу и привозит ее в аэропорт. А остаток – у того парня, кто помогает нам во Франции. Когда я придумал этот план, они-то и достали деньги. У меня со средствами было плохо.

– Выходит, ты не так уж много и зарабатываешь, – сказал я, – учитывая риск.

– Удваиваю себе зарплату, – пояснил Саймон. – Причем без вычетов. У нас две лошади, и в общей сложности набегает пятнадцать поездок в год.

– Вторую я тоже видел?

– Да. Она слетала туда и обратно.

– Один раз?

– Один раз.

– А как вы доставляете деньги во Францию?

– Вкладываем в газеты. В еженедельники «Хорс энд хаунд», например.

– Фунты?

– Да. У нашего партнера во Франции есть человек, который обменивает их на франки.

– Это же риск – посылать деньги по почте.

– Пока еще мы ничего не потеряли.

– И как давно вы этим занимаетесь?

– С тех пор как ввели эту премию. Немного погодя.

Наступила еще одна долгая пауза. Саймон вертел в руках пустой стакан. Он вовсе не походил на негодяя. Я же задал себе вопрос: не ханжество ли требовать от друзей безукоризненной честности? Я все еще рассматривал его как друга и не мог поверить, что он специально платил Билли за то, чтобы тот задавал мне жару. Нет, конечно. Билли просто ненавидел меня за мою родословную. Но с этим вполне можно жить.

– Ну, так что же ты собираешься предпринять? – спросил Саймон.

И я, и он прекрасно знали, что, если начнется расследование, его песенка будет спета: в разных банках и правительственных учреждениях осталось слишком много его следов, – и тюрьмы ему не миновать.

Я слез с табуретки и, выпрямившись, покачал головой.

– Ничего, – сказал я неуверенным тоном.

– При условии, что мы завяжем?

– Не знаю…

Он судорожно улыбнулся и сказал:

– Ладно, Генри, мы договоримся.

Мы вышли из пивной и снова зашагали по слякоти. Но теперь все переменилось. Доверия между нами не было и в помине. Он, похоже, думал и гадал, сдержу ли я слово и буду ли помалкивать, а я знал, и мне было от этого противно, что он будет заниматься мошенничеством, независимо от обещаний. Конечно, гнедая кобыла больше путешествовать не будет, но у них имелась вторая лошадь, которую я не вычислил. Если действовать аккуратно, из этой операции еще можно выжать неплохую сумму, а Саймон был человек аккуратный.

…Расписание полетов в его последнем варианте не включало никаких командировок в Милан до следующей среды. Впрочем, и других поездок запланировано не было, кроме двух морских перевозок – мы посылали кому-то пони для игры в поло, – но это ко мне отношения не имело. Я постучал в дверь Ярдмана, зашел и спросил, не могу ли я взять выходные на остаток недели. Как говорил Конкер, надо отстаивать свои права.

– Значит, у нас только в среду Милан, – задумчиво проговорил Ярдман. – Ну разумеется, мой дорогой мальчик, разумеется. Гуляйте. Но вдруг возникнет что-то срочное? Я надеюсь, вы не будете возражать, если тогда я к вам обращусь.

– Нет, конечно.

– Превосходно, превосходно. – Он сверкнул стеклами очков, повернув голову к окну. На его лице натянулась кожа и возникло нечто вроде улыбки – улыбка скелета. – Значит, вам все еще не надоела эта работа?

– Нет, что вы, – вежливо отозвался я.

– Очень хорошо, даже очень хорошо. Я должен со своей стороны заметить, что вы неплохо справляетесь, очень даже неплохо. На вас можно положиться. Это вне всякого сомнения.

– Благодарю вас, мистер Ярдман. – Я не был уверен, что внутренне он не подсмеивался надо мной. Интересно, когда же он поймет, что я не отношусь к этой работе как к большой шутке, каковой полагают ее все остальные.

Я написал письмо Габриэлле, где сообщил о своем приезде в следующую среду, и поехал домой, попеременно думая то о ней, то о Саймоне, чередуя приятные мысли с неприятными.

Дома я нашел записку с просьбой позвонить отцу Джулиана Текери, что я и сделал. Мистер Текери сообщил, что прогноз погоды благоприятный и, похоже, в субботу скачки состоятся. Он планировал заявить неплохую лошадку в Уэзерби и хотел знать, не соглашусь ли я на ней выступить.

– Согласен, – сказал я. – С удовольствием.