Бунин, Дзержинский и Я

В нашей колонне оказалось множество обмороженных солдат. Никто не знал, как им помочь. Чернели пальцы на руках и ногах, волдырями поднималась кожа на лице. Счет погибшим от этого бедствия мы потеряли.

Я не узнаю наших отважных солдат. Солдат, которых всегда отличала воинская дружба и боевое товарищество, взаимная выручка и поддержка. Я шел среди бесчинствующей толпы, которая готова была убить товарища за кусок конины или за место в крестьянской развалине. Почтовые станции, убогие и бесприютные, брали штурмом, будто королевский дворец, не щадя жизни.

Смоленск – Красное

В Смоленске мы простояли пять дней. 14 ноября вышли одной колонной. Мороз стоял сильный, но вполне терпимый. Император шел пешком. Он был в плаще, в шапке из дорогого русского меха, красном капюшоне. Рядом с ним по дороге шли Король Неаполитанский, начальник главного штаба Бертье и маршалы, возглавляющие дивизии. Я шел с офицерами других штабов. Отступающая армия производила тягостное впечатление. Казалось, мало кто из нас доберется до родного дома. Ходили слухи, что Кутузов решил именно на этой дороге закончить войну несколькими ударами. Слухи подтвердились – императору доложили, что генерал Милорадович со своими войсками занял позицию впереди, у деревни Мерлино.

Вокруг императора сплотились плотными шеренгами гренадеры и егеря, и мы продолжали движение, но лоб в лоб с русскими не столкнулись. Против Милорадовича были двинуты Молодая гвардия и голландцы из Старой гвардии. Они оттеснили русских, которые заняли высоты и оттуда засыпали нас ядрами и картечью.

Момент был нервозный. Меня прикомандировали к Главному штабу, и вместе с адъютантом Короля мы доставили Даву и Нею приказ императора ускорить движение. Император очень волновался отсутствием в Красном Евгения Богарне. Оказалось же, что Богарне вышел из Смоленска с опозданием. Я увидел его уже у деревни Мерлино, куда он примчался со своими войсками, узнав от отставших, что мы сражаемся с Милорадовичем.

По случаю я в начале сражения оказался среди прибывшего подкрепления – солдат четвертого корпуса. Своей стойкостью, выдержкой и смелыми действиями они мне напомнили солдат наших славных побед при Ваграме, Фридлянде, Ульме… Под руководством вице-короля корпус удерживал свои позиции до самой ночи. Но чтобы добраться до Красного, Богарне применил маневр, поразивший своей находчивостью всех нас. Он понимал, что, не имея артиллерии, им не пробиться в Красный через укрепления русских. По его распоряжению разожгли бивачные костры и, обманув русских, под покровом ночи обошли их позиции и пришли в Красный.

Возвращаюсь ко вчерашнему благополучному возвращению вице-короля. Его могло и не случиться, если бы не действия генерала Дюронеля. Он по приказу императора с двумя батальонами и двумя орудиями вышел навстречу четвертому корпусу. Генерал понимал важность императорского приказа – отвлечь русских, напавших на вице-короля, и ускорить его движение к Красному. На всем своем пути Дюронель маневрировал, удачно обойдя отряды казаков, вражескую кавалерию, и когда стало очевидно, что впереди четвертый корпус ведет бой, то немедленно отправил польских уланов с сообщением вице-королю, что к нему идет батальон гвардейских стрелков. Русским пришлось перебросить часть своих сил на позиции Дюронеля. Многочисленные атаки неприятеля были отражены, и гвардейцы в полном порядке вернулись на место.

Завтра утром должен доставить депешу в Главный штаб. Дороги – сплошной лед. У офицеров штаба верховых лошадей нет. Офицеры, у которых сохранились лошади, не в состоянии их сдвинуть с места. Они их тащат за собой, вернее, на себе.

Утро вечера мудренее. Надеюсь на него.

* * *

Людвиг сидел в предрассветной комнате, закрытой на ключ, с обгоревшей свечой, которая в эту ночь помогла ему найти человека. И он пристально разглядывал его. То есть себя…

С туманом в голове и холодом в сердце он вышел из дома. Напротив у окон стоял офицер – Евгений Гнедин. Он глянул на хмурого и бледного Ла Гранжа:

– Что-то вы не в форме? А надо быть готовым к…

– К чему? – глянул мутно на него Ла Гранж, в голове которого прочно засел 1812 год.

– К польской ВОЙНЕ…

…Именно в этом месте нашей истории мы, не боясь никого, позволим себе роскошь заглянуть на 150 лет вперед, чтобы напомнить рассказ Бертольда Брехта об интересном заболевании под названием «война».

* * *