Бунин, Дзержинский и Я

Сильный холод, пальцы не слушаются, но я хочу записать несколько слов. Перед Бородинским полем я пересел в экипаж жены с детьми, плотно закрыв шторки. Они не должны были видеть это страшное место с трупами солдат и лошадей. Экипаж объезжал поле по проселочной дороге, сбоку, но все равно тошнотворный запах тления проникал в карету. Черные стаи ворон с карканьем летали над полем, над дорогой. Дети испуганно прислушивались к клекоту, доносившемуся с неба. Я старался отвлечь внимание Марии рассказами о том, как вернемся домой, как увидим жаркое солнце, как вдоволь наедимся столь любимого ею винограда.

Император со свитой быстро проехал мимо поля, которое было покрыто обломками орудий, ржавеющими касками, знаменами, валявшимися в грязи, изодранными мундирами.

Что привело нас на это зловещее поле?

Днем догнал императора с Неаполитанским королем у монастыря, где находились раненые. Их здесь много. Страдальческие восковые лица. Кто из них выживет? Кто дойдет до дома? И самое трагичное, что утешить их нечем. Мы пытались говорить какие-то теплые слова, но в душе понимали, что не до каждого они доходят.

Выйдя из монастыря, император приказал каждой карете своей свиты взять одного раненого. Все без исключения с готовностью подчинились сердечному, душевному жесту императора. На следующий день это распоряжение стало обязательным для всех экипажей, карет, телег. О безобразной, подлой выходке маркитантов с гневом, не выбирая слов, рассказал Мюрат. Подчиняясь указанию, они положили на свою телегу раненых, дождались, когда пройдет колонна, и затем сбросили беспомощных людей на землю.

Вчера ночью ударил сильный мороз. Сильно поредевшая кавалерия во главе с королем идет в авангарде. Следом – император и главный штаб, затем гвардия. Маршал Даву прикрывает отход.

С агрессивной жестокостью стали беспокоить казаки. Мюрат поручил каждому офицеру штаба поддерживать постоянную связь с арьергардом и центром, которым командует вице-король – важно вовремя обнаружить неприятеля и общими усилиями отразить наскоки казаков.

Вязьма – Смоленск

Императора беспокоит положение раненых. Он говорил об этом во время остановки в Можайске. Не хватает врачей, медицинских инструментов, лекарств, перевязочного материала.

Вчера по поручению Мюрата проехал вдоль колонн из авангарда к маршалу Даву и обратно. И то, что увидел, еще раз говорит о своевременности указаний императора. Многие раненые шли по грязи, опираясь на палки, в изодранных мундирах, страшных лохмотьях, не имеют обуви.

Вчера встречался с одним хирургом. Он не скрывает трагедии: у них нет лекарств, перевязки, инструментов. Помочь страдающим они ничем не могут и потому скрываются от них.

Обозы переполнены. Выезжая из Москвы, они должны были принять раненых из-под Винкова, Малоярославца, Можайска. Раненые примостились на крышах, на передках, задках, ящиках и козлах фуражных повозок. При малейшей тряске многие падают, а кучера продолжают путь, и следующая повозка переезжает несчастного.

Я доложил о виденном маршалу.

Сегодня утром я стал свидетелем поступка, потрясшего мою душу. Несколько часов назад казаки атаковали обоз, где шла карета жены с детьми. С длинными пиками и стрелами они накинулись на беззащитных калек, женщин, детей. Охрана их оттеснила, но я в тревоге все-таки поспешил к месту стычки. Карета была в целости, но внутри, рядом с женой и детьми, дремал молодой офицер из полка карабинеров. Он был ранен в грудь, поврежденная рука свисала на диван. Увидев меня, офицер попытался улыбнуться: «Я не сам сюда пришел. Меня позвали».

Мария со слезами на глазах рассказала, что этот офицер, почти мальчик, упал с санитарной телеги на дорогу, и его бросили; еще немного – и раненый оказался бы под колесами фуры. И тогда она кинулась к санитарам и приказала посадить его в свою карету.

Мы в Вязьме. Погода испортилась окончательно. Сильный холодный ветер со снегом сбивает с ног. Вечером проверял наши бивуаки. Полуразрушенный маленький город представляет собой необычную картину – палаточные стоянки, фургоны и повозки с поклажей, артиллерийские обозы, снующие бойкие маркитанты. Повсюду огни кострищ – жарят конину. По улицам бродят дорвавшиеся до неимоверных запасов водки солдаты. Нигде нет ни командиров, ни администрации. Пайков солдатам выдать не могут, поскольку, как рассказали интенданты, дошедшие до города обозы с продовольствием растащили еще утром.

Во всем этом разгуле есть что-то тревожное и зловещее – стихия в нашей армии берет верх.

О случившемся записываю по горячим следам. При вчерашнем сражении нашего арьергарда с корпусом Милорадовича солдаты первого корпуса побежали с поля боя. Слух о бегстве пехотинцев прославленного корпуса быстро распространился и произвел тягостное впечатление на армию.