Бунин, Дзержинский и Я

Произошло следующее. Милорадович превосходящими силами напал на наш арьергард, которым командовал маршал Даву, и попытался отсечь от основных сил. Даву сдержал натиск неприятеля, а подоспевшие Ней и Евгений Богарне отогнали русских. Но факт остается фактом: хаос на поле боя был, солдаты в панике разбегались в разные стороны, корпус отступил с большими потерями.

Мюрат сообщил нам, что император поручил командование арьергардом маршалу Нею.

3–9 ноября: шесть дней пути от Вязьмы до Смоленска. Я хочу завещать своим детям никогда не познать того ада, который достался нам на этой русской дороге. Мы шли среди бесчисленных трупов. Одни лежали по обочинам, другие, запорошенные снегом, вмерзли в колею, по которой ползли телеги, повозки, фуры.

Кладбищем для многих стали бивуаки. Замерзающие люди, пытаясь согреться, никли к огню, задыхаясь в результате в дыму костров.

Стоны замерзающих и голодных раненых разрывали сердце. Но страх только за собственную жизнь толкал людей дальше. Сочувствующих в этой толпе не было. Создалось впечатление, что армия бредет наугад.

На полпути к Смоленску ударил сильный мороз и поднялся сильный ветер, образовалась гололедица. Ветхая и потрепанная одежда не согревает людей. Те, кто идет пешком, с трудом удерживаются на ногах, а кто не удержался – падает навсегда в снег.

Армейские корпуса больше не существуют. Я вижу, как они превратились в небольшие кучки людей, имеющих кое-какие съестные припасы… Это совершенно изолированное объединение людей, отторгающее все, что не является его частью. Они сообща добывают пищу, сообща устраивают ночлег, совместно готовят еду. С рассветом они сбиваются в кучку и одной толпой бредут по дороге и с невиданной жестокостью отгоняют от себя чужаков. Они не подпустят его к костру, не дадут куска еды. Нет милосердия никому – ни раненым, ни больным, ни голодным. И несчастье тому, кто отстал: больше его к «семье» не подпустят, вплоть до убийства.

Как остаться глухим при виде всего этого? Я держусь поближе к карете жены и детей.

Дорога от Вязьмы к Смоленску. На ней оставлено множество пушек с исправными замками. Вчера мы попытались организовать их движение, но упряжных лошадей нет. И никого не трогает, что мы оставляем врагу боевые орудия, которые завтра будут нас же истреблять.

Надо признать, наше отступление напоминает бегство. Моя мысль склоняется к тому, что началось это бегство в тот день, когда пехота Даву покинула свои ряды. Оно, как заразная эпидемия, положило начало дезорганизации всей армии. «Пример» оказался слишком заразительным.

Слышны разговоры, что императору лучше торопиться с отъездом в Париж. Удивительное сообщество сопровождает императора: вместо простых солдат – офицеры, за унтер-офицеров – полковники, за капитанов – генералы, за полковника – маршал, за генерала – наш Король Неаполитанский.

По дороге в Смоленск мы наивно ждали, когда появится деревня, в которой оставался большой хлебный магазин, но оказалось, что он взят казаками. Состояние складов в Смоленске не соответствует нуждам армии. Гражданские власти и комиссары, ответственные за поставку продовольствия, плохо помогали смоленскому губернатору. Дело в том, что он только пять дней назад узнал об отступлении армии.

Тем не менее для обслуживания императора и его окружения нашлись разнообразные продукты. Но император не оценил эти привилегии для себя и, зная, что его солдаты голодают, пришел в ярость. Никто никогда не видел его в таком состоянии. Рассказывают, что продовольственный комиссар упал в ноги императору, вымаливая прощение.

Нам улыбнулось счастье. В Смоленске я нашел для нашей семьи полуразрушенный дом в самом центре города. Дом окружает сад, занесенный снегом. Аллея, уходящая вдаль, ажурная решетка в узорах – все обещало покой и уют. Неподалеку в красивом особняке расположилась главная квартира. Это престижное соседство доставило Марии немало беспокойства. На площади и на соседних улицах скопилось множество телег и повозок, где круглые сутки стоит гвалт, скрипят колесами тяжелые фуры, с тяжелым топотом под барабанный бой маршируют солдатские колонны, бесконечно снуют адъютанты, курьеры. Мария не может укачать детей – звуковая какофония за окнами уничтожает нужный покой. И все же они засыпают, устав от долгой и холодной неподвижности в карете. Мария, глядя на эту деятельную суету, быстрое движение, озабоченность свиты императора, верит в то, что все изменится к лучшему, жизнь наладится и император устроит в Смоленске, как он говорил, главный авангардный пост на зимнее время. Она так, бедная, устала от дороги, тряски, холода, что даже жизнь в этом деревянном доме кажется ей раем.

Император делал все возможное, чтобы, не останавливая движения армии, собрать воедино все корпуса: можно остановиться на подъеме, но на спуске – никогда.

Мы еще в Смоленске, когда двинемся дальше – неизвестно, ждем решения императора. Есть время продолжить свои записки. Дорога из Вязьмы не оставляет меня.