Бульвар

Я понимал, что Света ждет моего объяснения насчет голубого тигра, но мне самому нужно было собраться с духом, чтобы рассказать историю хищника, которая закончилась так трагически.

И рассказал.

Внимательно, даже напряженно слушала Света, наклонив голову вперед. На тонкой вытянутой шее остро пульсировала синяя жилка.

— Как видишь, покрасили в голубой цвет, а жизнь выдалась черной, — закончил я.

Света ответила после паузы спокойно и рассуди­тельно.

— Еще не известно, каким цветом закончит градоначальник и его внучка, ибо цвет человеческой жизни от самих людей не зависит.

***

Света прожила у меня два дня. Это были прекрасные дни любви. Вечером второго дня позвонила заведующая труппой и предупредила, что на следующий день утром Андрон назначил репетицию. Планируется внеплановый спектакль «Полочанки».

Света сказала, что у нее никаких дел и она обязательно меня дождется. Когда я вернулся после репетиции, Светы не было. На столе нашел записку: «Извини, у меня неожиданно появились дела. Обязательно позвоню».

Она издевалась надо мной. Я, старый дурак, никак не мог расстаться с иллюзией ее любви ко мне. Сам себе я не мог объяснить этой своей паранойи. Нас разделяли больше чем два десятка лет. Я — взрослый человек, чьи взгляды на мир давно определены, изменить их уже невозможно. Она — ребенок, который еще только подступает к этой взрослой определенности. Я зубы съел на жизненных сломах, у нее они все впереди. Так что общего между нами? А может, и не нужно это искать? Может, это там, на той недосягаемой высоте, до которой никогда не подняться.

Может.

А может, и нет. И недосягаемая высота тут как со­ломинка, за которую так и хочется ухватиться, чтоб оправдать свою ограниченность и тупость.

А Света мотылек ласкового дня. И никто ему не указ. Он легкий, свободный, вольный. Он солнечный. Он радость всем. А на радость разве смотрят черным глазом, если сам становишься от нее радостным?!

На все ответит время. Так пусть так и будет.

Зазвонил телефон.

— Да! — схватил я трубку.

— Привет! — услышал не совсем знакомый женский голос, хотя интонация показалась знакомой.

— Привет, — ответил я, пытаясь понять, кто это.

После паузы из трубки раздалось:

— Не узнаешь?

— Признаться, — тянул я, прокручивая разные варианты, — не совсем...

— Ах вы, мужчины! — засмеялась трубка веселым голосом. — Легкомысленники и изменники...

— Ба, Лина! — пробило меня.— Сколько лет, сколько зим! Куда же ты пропала?! Ни звука от тебя, ни талончика в дверях.

— Была важная причина.

— И какая, если не секрет?

— Ну, какие могут быть секреты, да еще от тебяИ

— Ну, выкладывай.

В трубке небольшая пауза, и не без гордости Линин голос:

— Я теперь минчанка.

— Не понял.

— Я замуж вышла за минчанина.

Я думал, как мне отреагировать. Именно думал, так как, удивительно, от этой новости во мне ничего не шелохнулось,

— Поздравляю, — только и сказал.

Лина помолчала и немного удивленно уточнила:

— Ты действительно меня поздравляешь?

— Самым искренним поздравлением.

— И тебе ничего не жаль? Между нами все-такй столько было.

— Лина, при чем тут жаль-не жаль? Было и было! В жизни всегда что-то бывает.

И тут Лину как прорвало, лавиной на меня обрушилась:

— Я больше не могла ждать, когда ты сделаешь мне предложение. Да ты его никогда не сделал бы. Ты эгоист! Ты самовлюбленный эгоист! Ты думаешь пробить все своим лбом, один, сам, — надорвешься! Еще никто одиноким тигром (я вздрогнул: «Почему, как обычно говорят, не одиноким волком?») ничего не добивался.

— Подожди, — попробовал я остановить Лину. — Я не понимаю, что ты от меня хочешь?

Возникла пауза, на какое-то время трубка замолкла, потом опять вскипела новыми нападками:

— Ты страшный человек! Кроме театра у тебя ничего святого. Ты раб этой театральной машины, ты робот, мазохист. Для живых людей у тебя ни капельки души не осталось. И как я только была с тобой так долго?!

Линин крик переходил все границы. Я не выдер­жал:

— Но была же, и даже не один год.

— Потому что дурочка!

— Нет, ты не дурочка. И если принять во внима­ние твое замужество, совсем даже не дурочка. А тер­пела меня столько времени потому, что млела от на­слаждения, когда мы с тобой трахались.

— Хам! — рявкнула трубка.

— Большего признания от тебя я и не ждал. Прав­да, только одно меня удивляет в этой ситуации. И знаешь, что?

Лина мгновенно купилась на мои слова, выдавая с головой свой ревнивый интерес хищницы:

— Что, что тебя удивляет?

Я выдержал паузу.

— Ну, говори, что, слышишь, говори?! — требова­ла Лина.

— Твои планы насчет нашей женитьбы. Никогда не мог подумать, что ты так далеко смотришь. Тем более мы с тобой об этом никогда не говорили. Я тебе ничего не обещал.

— Хам!

— А я и не отрицаю, что хам. И эгоист, и еще много похожих эпитетов можно бросить в мой адрес. Давай, я буду тебя терпеливо слушать. Нужна же тебе какая-то компенсация за дни нашей любви. Кстати не такие уже они и бездарные были, разве не так?

— Так, так! — воскликнула трубка и загудела короткими гудками.