Бульвар

Наташа засмеялась.

— Будь спокоен. Отвечать за совращение мало­летки тебе не грозит.

— Откуда такой цинизм?

— У кого?

— У вас - молодых, «продвинутых».

— А у вас, — Наташа несколько минут подбирала слово и нашла его, произнеся несколько подчеркнуто: — зрелых, этого нет?

— Понятно, все мы люди. Но могу уверить: не на­столько.

— А у нас, молодых, хорошие учителя были, — немного растягивая каждое слово, ответила Наташа.

И своими грудями она опустилась на мои, поце­ловав губы. И вдруг затряслась всем своим телом, лежа на мне. И вначале подумал, что она плачет, но ошибся: Наташа смеялась.

— Что с тобой? — не понял я.

— Пока мы занимались с тобой дискуссией на тему морали, твой выездной конь устал и лег отдох­нуть. Из чего делаю вывод: на сегодня финита ля ко­медия. Правильно понимаю ситуацию? — стоя надо мной на руках, с ухмылкой спрашивала Наташа.

— Правильно.

— Не дура, думать умею, — и, соскочив с меня, на­чала одеваться.

Я тоже. В бутылке оставалось вино. Наташа пред­ложила:

— Допьем?

Я согласно кивнул, разлил вино по фуже­рам.

— Мне... хорошо с тобой, — сказала Наташа.

Я ответил комплиментом:

— Мне тоже.

Наташины глаза, увеличенные толстыми стекла­ми очков, пристально смотрели на меня откуда-то издалека.

— С тобой сегодня что-то не то. Может, действи­тельно, не твой день. Бывает же так. Правда?

— Правда, — согласился я.

— Но должна признаться: как любовник ты был на высоте.

— Спасибо.

— За нас. За тебя и меня, — уже совсем другим то­ном сказала Наташа. — И пусть наши дни всегда бу­дут такими, какими мы их желаем видеть.

Выпили.

— Ты иди, а я приберу тут, чтобы никаких следов не оставалось. А то ненароком мой Отелло увидит — не отговорюсь тогда. Кстати, через неделю, в пятни­цу, мы с ним расписываемся в загсе Центрального района.

— Где это? — неожиданно для себя самого уточ­нил я.

— На набережной, Свислочи, возле старого телевидения. Роспись в двенадцать часов. Придешь?

— А как ты себе представляешь мой приход? Как объяснишь, кто я и вообще? — я даже растерялся от такой неожиданности.

— Да никому ничего объяснять я не буду. А если кто и спросит про тебя, то скажу, что случайный прохожий, и все. А мне будет приятно тебя видеть, я даже незаметно махну тебе ручкой.

— Я подумаю...

— Подумай.

В коридоре, когда я уже собирался выходить, держа в руках завернутую в газету дубинку, Наташа поинтересовалась:

— А что это за кий ты с собой таскаешь?

— Я тебе потом скажу, когда-нибудь после твоей свадьбы.

— Ну, правда, что?

— Закон.

— Чей?

— Наш.

— Не понимаю...

— Я и сам не понимаю...

***

Я подходил к своему двору с волнением и трево­гой. Точнее, это волнение и тревога носили двойс­твенный характер: с одной стороны, мне хотелось, чтобы окна моей квартиры не светились, чтобы Све­та ушла, не дождавшись меня. С другой стороны, я хотел видеть ее. Эти противоречивые чувства меша­ли мне определиться в своих отношениях к Свете. И не только к ней, как вдруг я понял, но и к себе са­мому. Влияние Светы на мое сознание становилось бесконтрольным, я не мог подчиняться себе. Стиралась граница моих привычек и представление всех реалий: приобретение культуры и элементарных основ человеческих взаимоотношений. Все это я мог одним мгновением перечеркнуть, забыть.

Удивительно то, что я, все понимая, играл с этим, как кот с мышкой. И хотел играть.

Сказать, что я был оригинальным, было бы слиш­ком. Таких, как я, статистика набрала бы (если бы кто ее проводил) психушку на полмира. Только что мне до других?! Существует одна истина: каждый псих несет ответственность за себя. Свой горб на чу­жие плечи не перекинешь.

Я повернул в свой двор и увидел, что окна моей квартиры светились. На мгновенье приостановил шаг, глубоко вдохнул в себя воздух, ощущая запах подвивших листьев, и с легким трепетом сердца на­правился к своему подъезду.

Услышав, как стукнули двери, Света выскочила в коридор. Влажными, немного испуганными глаза­ми, смотрела на меня, потом повисла на шее.

— Ты меня испугал, очень испугал, — всхлипыва­ла она, обнимая.

— Чем?

— Тебя так долго не было. Я думала, что-то слу­жилось...

— А что со мной могло случиться?

— Ты не знаешь тех подонков, они на все спо­собны.

— Я тоже...

Светины плечи вздрагивали, она еще сильней ко прижалась.

— Успокойся, больше он тебя не обидит.

— Дура я. Втянула тебя в свои проблемы. Боль­ше не буду. Сама с ними разберусь, — продолжала всхлипывать Света.

— Пожалуйста, успокойся. Никто никого никуда не втягивал и уже ни с кем и ни с чем разбирав не надо.

— Я не прощу ему... не прощу. Найму человека, выпущу из этого гада кишки. Сколько бы это мне не стоило, накажу этого выродка, — коротко вздыхая, шептала Света, и ее била мелкая дрожь.

— Ты что, Света, что ты говоришь?! — оторвав ее от себя, ужаснулся я и сильно тряхнул за плечи.

— Это он, он во всем виноват... Но я выкупилась, теперь никого надо мной нет. А ему все мало, подонку. Счетчик надумал на меня включить, будто за какую-то недоплату. Так я ему отключу этот счетчик его же кровью... отключу, — быстро произнося каждое слово, шептала, задыхаясь, Света.