Бульвар

Я был в хорошем настроении, в предвкушении чего-то прекрасного. Меньше чем полчаса назад я чувствовал себя старой развалиной. И вот теперь, почти в одно мгновенье, дух моего существования переключился на новый лад: решительный, силь­ный, полный желания. Сотворить такое чудо мо­жет только женщина, если не брать в расчет какие- нибудь критические ситуации, связанные с риском для жизни.

От Светы приятно пахло, и я потянулся к ней, как голодный к полной миске.

Эта кукла, с молочно-розовым цветом кожи, сов­сем белыми, похожими на выбеленный лен воло­сами (я понял, что они у Светы крашеные, скорее всего, она была шатенкой), с прямым, ровным, не­много вздернутым носиком, капризными пухлыми губами, нравилась мне все больше. Ее пропорцио­нально сложенное тело — высокая упругая грудь, талия тридцать восемь, от которой круто разбега­лись бедра — хмелило меня, как водка. И если при первой нашей встрече совсем выбритый лобок сму­тил меня, то теперь у Светы между ног красовалась темная полосочка волос. И этот маленький штри­шок обновления до удивления манил и будил мое воображение.

— Подожди, успеется. Вся ночь впереди, — оста­новила мой порыв Света, мягко отстраняясь от меня и маленькими глотками выпивая из бокала шам­панское.

Я покорно подчинился и тоже взял в руки бокал.

— Переключи телевизор, — попросила Света. — Может, музыкальное что-нибудь найдешь.

Нажимая кнопки пульта, я прошел по всем кана­лам: музыки нигде не было. Везде или политичес­кие или военные действия. На одном канале попал­ся мультик.

— Оставь! — вскрикнула Света. — Люблю муль­тики.

Показывали «Ежик в тумане». Света даже рот рас­крыла от удивления.

«А ежик думал про коня: как он там, в тумане?» — прозвучало с экрана телевизора.

— Сколько раз смотрю его, всегда балдею, — при­зналась Света. — Этот мультик мне больше всего нравится.

— У тебя хороший вкус, — похвалил я Свету.

— А почему он должен быть у меня плохим? — удивленно спросила она.

— Ну, понимаешь, это такое дело... В магазине вкус не купишь, и на улице не найдешь. Его воспи­тать нужно. А для этого немалые усилия приложить требуется.

— А интуиция?

— Что интуиция?

— Разве она не может подсказать?

— Может. Но чтобы разбираться в искусстве, од­ной интуиции мало. Здесь знания нужны.

— Это безусловно. Но учитывая то, какую оценку ты мне дал, интуиция меня не подводит? — немного кокетливо спросила Света.

— Не подводит. Это что касается мультика, — с оговоркой согласился я. — Насчет остального — не знаю.

— А что остальное? — насторожилась Света.

— Как что? — удивился я. — Разве искусство — это только мультики? А фильмы, музыка, картины художников, театр, литература, наконец.

— Да ничего тут сложного и хитрого. Если хорошее, то сразу видно. А нет —значит, нет. И нечего мудрить. Если нравится фильм, то умные разборки здесь ни к чему; картины художников все как на ладони; музы­ка — ну, здесь дело вкуса: одному нравится рэп, дру­гому рок, а кому-то классическая; театр — это уже кто любит его; а литература — тут совсем просто: я напри­мер люблю детективы, так что ничего сложного.

Я даже разозлился от такого примитивного рас­суждения.

— Сразу видны дырки в носу. А настоящее искус­ство — как подземный источник. Его нужно почувс­твовать и понять сердцем, долго готовясь к этому. А глаз воспринимает только то, что сверху, что ярче светит. Так происходит у обезьяны, в лучшем слу­чае у индейца-дикаря.

— Ты чего вскипел так? — весело усмехнулась Све­та. — Я сказала то, что думаю и как понимаю. А тебя понесло, будто оскорбили твои лучшие чувства.

У меня мелькнула мысль: старею, начинаю раз­дражаться на глупости молодости, ведь два десят­ка нас разделяет со Светой. А это уже другие люди, другой взгляд на мир и его явления и, конечно же, на искусство.

Маленькими глотками мы попивали шампанс­кое, и я с терпением охотника в засаде ждал Светиных манящих движений. Наконец дождался.

— Поставь бокал, — попросила Света. И ее рука мягко легла на мою шею, а потом притянула к себе.

Я поцеловал ее в губы и почувствовал, как ее язычок вошел мне в рот, прогуливаясь по зубам, языку небу. Потом ее руки закинулись за голову, и Света открылась мне — ровная и белая, во всей своей беззащитной нежности, чистоте и доверии.

У меня перехватило дух от такого величия и поч­ти сказочной нереальности. Я как будто вознесся над самим собой, отрываясь от всего суетливого, грязно­го, серого и сделался похожим на полую оболочку, которая возвысилась над мелочью, никчемностью, гадостью и начала наполняться звуками чудесной музыки, теплом и светом.

Самое реальное и нереальное — интимная встре­ча с женщиной. Эти противоположности, как плюс и минус, дают наивысший разряд чувств, громом и молнией шарахнув по нервной системе. Даже не по­нятно: живешь ты в этот момент или возвышаешь­ся к Богу? Невесомость... Полусознательность... По­лусон...