Букелларий

Дорога петляет между горными вершинами, то поднимаясь, то опускаясь. После ущелья следует долина, за которой другое ущелье. В долине кастро на холме, в больших — два в разных концах. Из каждого выезжает на лошаденках или, что чаще, выходит по несколько воинов, приветствуют Пелайо и просят разрешения присоединиться к его отряду. Тот милостиво разрешает.

Я вижу, как впереди на дороге, спускающейся в долину, появляются два легких кавалериста из передового дозора, скачут к нам. Видимо, обнаружили противника. О чем и говорю Алахису.

— Это хорошо! — произносит он радостно. — Сейчас сразимся!

Гибель друга не умерила в нем тягу к подвигам и добыче. Может, после ранения станет осторожнее, научится радоваться мирным периодам больше, чем боям.

Вскоре по колонне проносится весть, что гарнизон под командованием Мундузы покинул Хихон, направился ускоренным маршем в Толедо. Пелайо приказал всем легким кавалеристам догнать врага и попробовать задержать ложными атаками, а основные силы пойдут следом настолько быстро, насколько смогут. Обоз, осадные орудия и дальше будут следовать в Хихон, который, видимо, должен стать столицей королевства Астурия, как самый крупный населенный пункт в нем.

Преследовали врага почти сутки. К тому времени стало ясно, что мавры не собираются сражаться, драпают, не обращая внимания на нашу легкую конницу. Видимо, наша победа и на них произвела неизгладимое впечатление. Поняв это, Пелайо приказал разворачиваться.

Я думал, пойдем в Хихон и там засядем за крепостными стенами. Немного ошибся. Король астуров явно был уверен, что нет крепости, которую мавры не смогут захватить, поэтому решил с большей частью своей армии спрятаться в горах, а меньшую, в которой оказались все пришлые добровольцы, отправил в Хихон. Наверное, Пелайо предполагал, что мавры обязательно осадят город, а он измотает их вылазками. То есть нам предложили побыть сыром в мышеловке. Поскольку я был неформальным предводителем добровольцем, мне предложили стать командиром городского гарнизона. Так незамысловато Пелайо решал сразу несколько задач: если не выдержим осаду, виноватыми будут чужаки, а не доблестные аборигены; если горожанам не понравятся действия гарнизона, возглавляемого мной, опять будем виноваты мы, а он учтет наши ошибки; заодно мой авторитет опустит ниже плинтуса, что, как я догадывался, было для него даже важнее, чем первые два пункта.

Мне было абсолютно наплевать, что обо мне подумают астуры. Уже понял, что оставаться в этих диких краях не собираюсь. Пусть сами скачут по горам и разбираются с арабами. Я знаю, что у них всё получится, правда, не так быстро, как им хотелось бы. Поскольку приближалась зима, можно было не опасаться нападения теплолюбивых кочевников. Им и в южных регионах Пиренейского полуострова холодновато в это время года, а уж в северные да еще в высокие горы, к которым непривычны, вряд ли полезут. И я посижу на берегу моря, где сильных морозов не бывает, до наступления весны, а там посмотрим.

29

Хихон — зачуханный городишко даже по нынешним меркам. Расположен на высоком скалистом полуострове, с двух сторон которого заливы с песчаными пляжами. Тот пляж, что западнее, служит портом, хотя и на восточном иногда разгружают галеры, вытянув их носом на берег. Защищен город каменными крепостными стенами без башен, кроме двух у главных ворот, и разной высоты: метров пять со стороны суши, метра четыре со стороны заливов и метра три с половиной со стороны открытого моря, причем во многих местах их роль выполняют обычные дома высотой в два-три этажа и с узкими окнами-бойницами. Такие окна и в других домах. Широких и уж, тем более, застекленных не было даже в доме градоначальника, где поселился я. Улицы узкие, только центральная на ширину двух арб, а во многие остальные даже одна арба не протиснется, только мул нагруженный сумеет, и раздолбанные. При римлянах дороги выровняли, сняв, где надо, верхний слой камня и забетонировав впадины, но готы на такую ерунду не заморачивались, разве что засыпали выбоины мелкой галькой. Судя по архитектуре некоторых домов, в Хихоне раньше жили карфагеняне. Наверное, здесь была их торговая фактория. Скорее всего, как и нынешние купцы, скупали у аборигенов овечью шерсть, шкуры, меха, вяленую и соленую рыбу. Кстати, здесь все еще производится финикийское, а позже карфагенское лакомство — вяленое филе тунца, которое благополучно доживет до двадцать первого века и будет, порезанное тонкими ломтиками, подаваться в пивных барах, как закуска с арабским названием мохама (вощеное).