Букелларий

Я двигался удачно, без падений, пока не соскользнул по склону и пошел ниже остальных. Преодолев метров двадцать, налетел на лошадиный труп, уже затвердевший. Зацепившись за заднюю ногу, шмякнулся на переднюю часть туловища и рукой попал на голову, которая была мокрой. Мне почему-то показалось, что это все еще течет кровь. Потер ладонь и мокрую шерсть на лошадиной шее, наткнувшись на мокрый ремень уздечки. На всякий случай снял ее и засунул за пояс. Вдруг удастся прорваться к лошадям?! Ездить без седла — это запросто, а вот управлять без уздечки чужой лошадью трудно, даже если используешь кардео — мягкую веревку, перекинутую через шею. Для этого нужно взаимопонимание коня и всадника, которое нарабатывается не быстро. Кстати, большая часть амазигов (берберов) именно так и ездит, поэтому ценят своего коня.

Во вражеском лагере настолько были уверены в победе, что спокойно спали, даже караулы не выставили. Шатры стояли как попало вокруг самого большого. Он был из светлой материи, виден издали. К нему пошел Пелайо со своей свитой. Остальные разделились на группы по пять-семь человек, чтобы одновременно атаковать большее количество шатров. Ко мне прибились пять уцелевших лангобардов. Повел их к крайним шатрам. Кто его знает, что будет дальше, а оттуда быстрее доберемся до лошадей, которые должны пастись в долине. Дойти до выбранного мной не успели, потому что у кого-то не выдержали нервы или, что скорее, было произвольное понятие о дисциплине, и начал атаку. Сразу послышались крики на амазигском (берберском) языке. Если не ошибся, нас приняли за злых ночных духов.

— Рубите веревки! — показав на ближний и довольно большой шатер, приказал я и сам ударом сабли рассек одну.

Шатер осел, и мы начали рубить и колоть тех, кто пытался встать или шевелился под толстой просмоленной материей. Из-под нее раздавались стоны и проклятия на арабском языке. Тут я безошибочно понял, что нас приняли за шайтанов — злых духов, способных появляться в человеческом облике. Разделавшись за пару минут с этим шатром, перешли к соседнему, из которого уже выбирались воины с оружием, но без доспехов. В темноте под проливным доджем и при сильном, воющем ветре они не могли врубиться, что происходит, и умирали, почти не сопротивляясь. Да и какой смысл сражаться с шайтанами, которых невозможно победить?! Дальше мы убивали разбегавшихся, полуодетых врагов и, чтобы по ошибке не напасть на своего, орали «Иисус!» или, что чаще, «Дева Мария!». Почему-то в ситуациях эмоционального напряга богоматерь пользуется большим спросом, чем ее сын, как, впрочем, и обычные матери.

Не знаю, сколько человек я зарубил саблей. Бил всех, кто попадал под руку, и двигался в сторону долины. Надо было добраться до лошадей. Верхом у меня будет больше шансов удрать. Сделаю круг, заеду с обратной стороны к двум озерам, заберу Бамбера. Тогда и буду думать, что делать дальше.

Меня всегда поражало, как кони, коровы спокойно пасутся под проливным дождем. Наверное, при их толстой шкуре он не помеха, а у меня не получается. Вприкуску с дождем пища становится пресной. Я обязательно должен спрятаться в укрытие и там доесть. На приличного жеребца я вышел почти сразу. Чуть не прошел мимо, потому что был он вороной и как бы растворялся в ночной темноте. Почуяв меня, животное всхрапнуло испуганно. Видимо, от меня исходил запах крови, которой наверняка забрызган. Если бы передние ноги коня не были спутаны, скорее всего, удрал бы. Я ласково пошлепал его по шее, после чего надел уздечку и развязал путы. В захваченном лагере Пелайо сзывал воинов, чтобы вместе отбивать атаки вражеской пехоты, которая должна спуститься к нам на шум боя. Я повел коня туда.

Воины нашего отряда построились в две шеренги, повернутые фронтом в сторону дороги, уходящей в горы. Они стояли, поливаемые дождем и обдуваемые ветром. Захват лагеря подбодрил, придал уверенности, что мавров можно бить. Вот они и собирались сражаться дальше. Или просто забыли, что в долине пасутся лошади, на которых можно сесть и ускакать куда угодно. Я не стал им подсказывать. Опять стреножив коня неподалеку от крайних шатров, не сваленных, наверное, постояльцы вовремя разбежались, подошел в задней шеренге окликнул лангобардов.

— Мы здесь! — ответил Алахис и, когда я приблизился, добавил: — Думали, что ты погиб.

— Не дождетесь! — шутливо произнес я, занял место рядом с ним, на краю левого фланга, дальнего от дороги, и прошептал: — Незаметно сходи в долину, выбери себя коня и переведи к крайним шатрам, где мой пасется. А лучше прихвати пару, еще и на своего друга.

— Погиб он, — печально ответил юноша.

— Такое постоянно случается на войне, привыкай, — молвил я.

Каждый воин проходит через потерю друга. Это настолько больно, что стараются, чтобы больше не повторилось, не заводят новых. Бывалый воин поддерживает ровные приятельские отношения со всеми соратниками, но никого не впускает в сердце. Друзей надо заводить в мирное время и там их и оставлять.