Обман души, прикрытый тканью тела, Картинный переменчивый туман, Свободный жить — до грани передела. Святой Антоний, Гамлет, Дон Жуан, Макбет, Ромео, Фауст — привиденья, Которым всем удел единый дан: — Путями страсти, мысли, заблужденья, Изображать бесчисленность идей, Калейдоскоп цветистого хотенья. Святой, мудрец, безумец, и злодей, Равно должны играть в пределах клетки, И представлять животных и людей. Для кукол — куклы, все — марионетки, Театр в театре, сложный сон во сне, Мы с Дьяволом и Роком — однолетки. И что же? Он, глядящий в тишине, На то, что создал он в усладу зренья, Он счастлив? Он блаженствует вполне? Он полон блеска, смеха, и презренья?
НАВАЖДЕНИЕ
Когда я спал, ко мне явился Дьявол, И говорит: «Я сделал все, что мог: Искателем в морях безвестных плавал,— Как пилигрим, в пустынях мял песок, Ходил по тюрьмам, избам, и больницам, Все выполнил — и мой окончен срок». И мыслям как поющим внемля птицам, Я вопросил: «Ну, что же? Отыскал?» Но был он как-то странно бледнолицым. Из двух, друг в друга смотрящих зеркал, Глядели тени комнаты застывшей, Круг Месяца в окно из них сверкал. И Дьявол, бледный облик свой склонивши, Стоял как некий бог, и зеркала Тот лик зажгли, двукратно повторивши. Я чувствовал, что мгла кругом жила, Во мне конец с началом были слиты, И ночь была волнующе светла. Вокруг окна, волшебно перевиты, Качались виноградные листы, Под Месяцем как будто кем забыты. Предавшись чарам этой красоты, Какой-то мир увидел я впервые, И говорю: «Ну, что же? Я и ты — Все ты, да я, да ты: полуживые, Мы тянемся, мы думаем, мы ждем. Куда ж влекут нас цели роковые?» И он сказал: «Назначенным путем, Я проходил по царственным озерам, Смотрел, как травы стынут подо льдом. Я шел болотом, лугом, полем, бором, Бросался диким коршуном со скал, Вникал во все меняющимся взором». И я спросил: «Ну, что же? Отыскал?» Но был он неизменно бледнолицым, И дрогнул лик его меж двух зеркал. Зарницы так ответствуют зарницам. «Что ж дальше?» И ответил Дьявол мне: «Я путь направил к сказочным столицам. Там бледны все, там молятся Луне. На всех телах там пышные одежды. Кругом — вода. Волна поет волне. Меж снов припоминаний и надежды, Алеют и целуются уста, Сжимаются от сладострастья вежды. От века и до века — красота, Волшебницы подобные тигрицам, Там ласки, мысли, звуки, и цвета». И предан снам, их стройным вереницам, Воскликнул я: «Ну, что же, отыскал?» Но Дьявол оставался бледнолицым! Из двух, друг в друга смотрящих, зеркал Глядели сонмы призраков сплетенных, Как бы внезапно стихнувший кагал.