Будь проклята страсть

Наконец Ги поднялся и огляделся. «Трупы» рассыпались по всей гостиной, кто сгибался пополам, кто ползал на четвереньках. Каро, едва не касаясь носом ковра, заглядывал под комод. Все искали жемчужины — но Эммануэлы в комнате не было. Створка ведущей на лестницу двери была открыта. Эммануэла ушла. Такое у неё было чувство юмора. Эфрусси тоже поднялся, поискал взглядом графиню, увидел, что её нет, и сконфуженно улыбнулся Ги. Тут же все, кроме Каро, приняли вертикальное положение, оправили манжеты и одёрнули пиджаки, не глядя друг на друга и стараясь держаться как ни в чём не бывало. Все понимали, что графиня ушла. Каро, мучительно пыхтя, ползал вокруг комода, напоминая свинью, ищущую трюфели.

   — Превосходно! — сказал Видор. Эфрусси попытался непринуждённо засмеяться, ведь, даже находясь в таком положении, можно сделать вид, будто ты один по особому благоволению заранее знал о том, какая шутка будет сыграна с остальными. И никто не предполагал, что графиня просто вышла на минутку и сейчас вернётся. Все знали, что это не так.

   — Восхитительная женщина — ну и вечеринка! — сказал Теньи.

Из-за комода появился Каро, поднял взгляд на остальных, оглядел комнату и понял, что опять стал жертвой шутки Эммануэлы. Все говорили о каких-то пустяках, делая вид, что с минуты на минуту ждут появления графини. И внезапно Ги вышел из себя. Он пожелал остальным доброй ночи, спустился по лестнице, взял шляпу, трость, открыл парадную дверь и шагнул в тёплый бархатный ночной воздух. Эммануэла просто невыносима! Он не станет... не станет... Однако, несмотря на жгучий гнев, ему недоставало решительности, как и в других подобных случаях. Он уже зарекался видеться с ней — зарекался — и вот зарекается снова. Чёрт бы её побрал!

У тротуара стоял фиакр. Ги вспомнил, что утром в издательстве у Авара попросил Клем отвезти его только что написанную статью Орельену Шоллю; статья понадобилась ему для какого-то сборника. Может, Клем сейчас у него? Он подошёл к фиакру, назвал адрес Шолля — улица ла Бриер, три. Оказаться рядом с Клем, почувствовать её беззаботное, трогательное прямодушие — всё равно что подставить лицо прохладному, чистому ветру. Он влез в тёмный фиакр, хлопнул дверцей, сел — и, повернувшись, увидел в дальнем углу очертания лица Эммануэлы.

   — Что это...

Послышался бессердечный, терзающий душу смех.

   — Я же говорила — с вами наедине. Но что оставалось делать, если они явились и заполонили дом? Разве так не лучше?

Графиня смотрела на него из тёмного угла. Ги показалось, что она играет с ним; он даже знал это наверняка — но смирился. Они ещё никогда не оставались вдвоём! А теперь он был и не рад этому — нервничал, робел, не знал, как вести себя, чтобы избежать её насмешек. И внезапно вспомнил, что они едут к Шоллю — возможно, там окажется Клем. Эммануэла наверняка обойдётся с нею жестоко.

   — Эммануэла... э... погодите. Куда вы хотели поехать?

   — Вы же только что назвали кучеру адрес Шолля. Едем туда.

   — Нет... это была ошибка.

   — Если так, то вдохновлённая свыше, потому что мне сразу же захотелось поехать к нему. Сидите спокойно. Нашли вы остальные жемчужины?

В голосе её звучала откровенная насмешка. Ги пребывал в возбуждении и отчаянии. Делать было нечего. Он знал, что, если станет настаивать, Эммануэла может устроить сцену. Она потешалась над ним.

   — Хорошо, — сказал он, — едем туда.

Эммануэла заговорила о картинах Ле Пелтье, которыми Ги восхищался, сперва с нарочитой наивностью, потом со скрытой жестокостью, от которой у него по коже пошёл холодок. Но путь у них был недалёкий. Фиакр остановился. Ги помог Эммануэле сойти, и они вошли в дом.

   — Моя вечная любовь! — восторженно приветствовал Шолль Эммануэлу у входа и обнял её. Квартира была просторной, красивой, по ней летали любимые утки Шолля. Гостей оказалось около полудюжины. Эммануэла отстала от Мопассана. К ней бросились с приветствиями Катюль Мендес и ещё один гость.

Ги увидел, что Клем среди гостей нет. И внезапно ощутил какую-то пустоту.

Эммануэла, уже забыв о нём, разговаривала с Шоллем и Мендесом — и к Ги вернулось раздражение. К тому же по какой-то непостижимой случайности, которыми Эммануэла словно бы могла управлять, вскоре приехали Эфрусси и Камиль Дусе, один из «полутрупов». И она, непонятная, недоступная, оказалась в центре всеобщего внимания.

Ги ждал этой возможности уехать. Окружённая людьми графиня даже не заметила, как ушёл Мопассан. Он вернулся на улицу Дюлон; ещё было не очень поздно, и кафе не бульваре де Батиньоль были переполнены. Едва Ги закрыл дверь, комната и привычная, проходящая рядом железная дорога показались мрачными, неприветливыми. На столе в слабом отражении света, падавшего из окна, лежала рукопись. Он содрогнулся, подошёл к окну и закрыл его. Внезапно Ги словно бы обдало ледяным холодом; приступы озноба случались с ним всё чаще, и это начинало пугать его, непонятно почему.

Ему вспомнилось оживление в квартире Шолля, откуда он только что уехал. Работать? Ги зажёг газ — и раздался стук в дверь.