Бросая вызов

Что же мужские пороки — аортальный стеноз, коарктация аорты, транспозиция магистральных сосудов и другие, которые трудно выговаривать и лучше не знать? Они у предшественников человека не встречаются. Например, коарктация (сужение) аорты. Людей с таким пороком чаще всего можно видеть в читальных залах крупных библиотек: большая голова, хилые ноги… Неандертальский мальчик со стенозом аорты был бы не жилец. Теперь порок этот не смертелен. Слабость же членов компенсируется хорошо работающей головой. Увеличение мозга, наверно, облегчало человеку становиться умнее. Может быть, больные пороком сердца страдают ради будущего, которое взывает к большеголовым и сделает эту экспериментальную пока модель нормой?

В. А. Геодакяном и А. Л. Шерманом было предложено подразделять врожденные пороки сердца и сосудов на мужские, женские и нейтральные. А это позволяет рассматривать пол больного как диагностический симптом. Пороки мужского и женского типа имеют довольно большой «коэффициент диагностической ценности». Например, открытый артериальный проток—1,32. Иначе говоря, учет информации о поле больного заведомо увеличивает вероятность этого диагноза в среднем на тридцать два процента. Просто так, с одного взгляда, без приборов, трат времени… Диагноз, кстати, получают зондированием сердца через артерию в ноге.

К такому выводу можно было прийти и раньше. Понадобилось, однако, особое обоснование, чтобы придать ему вес в глазах практики и официальный статут.

7

…На нем был ватник, засаленный до кожаного блеска и застегиваемый путем протыкания в петлицу большого пальца руки, удерживаемой в кармане, ватник вокзального завсегдатая, человека без паспорта и определенных занятий, целиком же он, напротив того, означал собою непринужденную готовность к знакомствам. Студенчество послевоенного набора широко принимало в бедовое лоно свое контингент в шинелях, кацавейках, френчах, так что романтический ереванец — абитуриент московского вуза мог оставаться незамеченным. Однако прошло немного времени, как обратили на себя внимание сто определенные способности по части смешного. Известность же фамилия Геодакян приобрела на доске приказов по случаю отчисления из института за серьезный проступок. Проступок был таков, что справедливое возмущение им прорывал неуместный хохот. Тихо или громко хохотало все, от мала до велика, включая «треугольник».

Дело было так.

Геодакян, не усидчивый и не рьяный в учебе, норовил тем не менее помогать, особенно слабому полу, среди местных представительниц которого, отметим попутно, была и будущая его жена.

Он был, как уже говорилось, смекалист, щелкал задачи, блистал. А тут курсовая, черчение. С тяжким грехом пополам свои бы листы одолеть, но нужно и подшефницы… Он изобретает метод форсированного завершающего этапа. Когда теоретическая часть готова, сделаны расчеты, остальное благодаря этому изобретению — дело техники. Метод свой, как и положено, он «привязал к месту». То будет комната, где доцент принимает курсовые. Ее разделим надвое широким шкафом. Экзаменатор задаст вопросы, выставит оценку, свернет лист в трубку и взгромоздит его на шкаф. По ту сторону будет сколочена группа «операторов». Командор изящно вытащит необходимое из кучи свежепогребенных листов, умелые руки внесут в них кое-какие поправки, и подшефный отправится дерзать.

Фальшивочертежники убеждали себя в том, что «все равно работы типовые, а они теоретически подготовились и могут защищать».

«Замкнутый цикл» уже на второй дерзавшей замкнулся. Студентка сказала правильно о том, что было не совсем правильно на чертеже, и вызвала подозрение у экзаменатора. Задубелый холостяк и крупный специалист, ворчавший, бывало, втихаря «инженерная профессия не бабье дело», знал, что обшучиваем всеми курсами за свою рассеянность. «Вот я вам покажу», — распалялся он, обнаружив и подтирки. Но растерявшаяся пробормотала: «Вы же за эту работу раньше поставили «четыре»… И старик задышал, застонал, взвизгнул: «Двойку! Двойку!.. И себе тоже», — обессмертив себя в институтском фольклоре.

Геодакян, безнадежно улыбаясь, повинился и призвал профессора расценить «это» как попытку бригадного метода сдачи экзаменов, уместную в трудных послевоенных условиях.

Приказ вывесили, а он продолжал ходить в институт, тщательно избегал начальства. Да разве избежишь! Встретился нос к носу. «Ты почему, — грозно начал декан, — … на лекции не ходишь?»

Приказа не отменили, Геодакян кончил институт, будучи исключенным.

— Никто, — напоминает ему в откровенные минуты жена, — никто не может терпеть тебя долго, только я.

Разные начальники смотрели на него одинаково: «Способный, но с фокусами».

…Директор Ереванского кожзавода, отходчивый и домовито простой, любил видеть в подчиненном преданность чувств, а прочее, если что, так и прощал. Только человек безо всякого понимания мог этого не ценить, но мало ли какие люди на свете бывают, и потому он укреплял кадры роднёю.