Бросая вызов

По логике Геодакяна, половой диморфизм связан с эволюцией признака. Разрыв, повторяем, наименьший для неизменных, устойчивых признаков и максимальный по признакам «на марше», то есть появляющимся, меняющимся, исчезающим. По старым признакам генетический вклад отца в потомка меньше вклада матери («материнский эффект»), а по молодым «отцовский эффект» должен возрастать. У домашних животных и растений молодые это все хозяйственно ценные признаки, искусственно отбираемые человеком в нужном для себя направлении: скороспелость, продуктивность. Для них и следует ожидать «отцовского эффекта». Поэтому бык высокоудойной породы, спаренный с коровой из низкоудойных, даст потомство более удойное, чем при обратном сочетании, что, казалось бы, сущий вздор: выходит, что через мужской пол передается по наследству признак, ему вообще не свойственный. Не жирномолочная корова даст жирномолочную корову, а жирномолочный бык.

Наивысшего курьеза «отцовский эффект» достигает у домашней птицы. Инстинкт насиживания и связанное с ним клохтанье передает потомству не курица, а петух. Процент дочерей-клохтушек при спаривании леггорнов, разводимых инкубаторно и практически утративших инстинкт наседки, с породами, размножающимися по старинке, больше, если петух старомодный, а курица белый леггорн, чем в обратном варианте.

С материнским эффектом все обстояло благополучно. Отцовский же, хотя и имел много фактических подтверждений, однако… Ну, короче, идея «жирно-молочных бычков» в глазах биологии выглядела одиозной, так как числилась в арсенале лысенковской агробиологии, а наука эта была отчасти вероучением, т. е. допускала сколько-то чудотворств и казней «неверных», и потому ее благословение компрометировало в глазах научной общественности даже факты.

Появись геодакяновское обоснование «жирномолочности быков», когда лысенковцы отстаивали эту идею, оно как бы стало за них. Не заботился, на чью мельницу льет воду твоя наука, можешь стать средством против самой же науки. Но и заботился — можешь стать тем же средством. Развитие как таковое таит в себе иронию, насмешку над собой, называемую обычно иронией судьбы. Куда ни кинь… Действительно, если озаботиться, на чью мельницу вода, и в угоду неприязни к былым противникам блокировать все, что может неожиданно выявить в чем-то их правоту, пострадают та же наука и интересы дела.

Само по себе совпадение взглядов с чьими бы то и на что бы то ни было, строго говоря, не может служить вам укором, если ваша точка зрения достаточно обоснована. Только где она видана, такая строгость? Ничто не забыто. И тому, кто ворошит «ветхие ошибки», нельзя рассчитывать на сочувствие, по крайней мере среди свидетелей былого.

10

— Ну-с, так что привело вас в биологию, мой дорогой?

Директор института, академик, сидел, вытянув длинные ноги, в кресле за низким столиком в углу огромного кабинета, где держался легкий кофейный аромат. Этим подчеркивалось, что хотя разговор о приеме на работу, он должен носить непринужденный характер: здесь так заведено.

На ботинке академика белела наклейка мастерской по ремонту обуви. Деталь ерундовая, однако навязчивая, как эффект скрытой камеры, обнажающей некие черты и вызывающей прилив доверия.

Академик был светло-серебрист, голубоглаз, продолговато сухопар, в общем, высокой пробы мужчина. От него исходила прохлада, живительная прохлада, излучаемая блестящей одаренностью в пору расцвета и успеха.

Эта взыскательная работа кисти, резца и судьбы подавляла бы нас своею завершенностью, когда б не мелочи — квиток на подошве ботинка, помятость костюма, нечеткая вязка галстука, — и вот уж видна дымка усталости, превозмогаемой почти что автоматическим любопытством.

Посетитель был ему едва ли не антипод своею подвижной интонацией и наружностью, вместе с тем меланхолически-вопросительной из-за того особого, древнего типа переносицы, который с наибольшим правом называется переносицей, запечатлев собою память о перенесенном многими поколениями от варварства и безумств соседей. «Артистически передразнивает… Восприимчив… Тонко восприимчив. Неглуп. Ох, только б не упрям…» — изучал своего визави директор.

Геодакян, поскольку его самого рекомендовали видные в науке люди, решил без нудных вступлений, а сразу, в открытую выложить, с чем пришел.

— Меня, вы знаете, занимает идея регулирования соотношения численного состава полов путем отрицательной обратной связи…

И он пустился развивать свои мысли и рисовать на бумаге кружочки, цифры, стрелки.

Все это сыпалось из него в изобилии, академик, однако, не дал ему разойтись как следует, поднял ладони и сказал:

— Так, так… Я не все тут уловил, думаю, мы поговорим подробнее в другой раз.

«Вызвал на дуэль, но с поединком попросил повременить», — прокомментировал мысленно Геодакян, подымаясь с низкого кресла.