Брокен-Харбор

Мы посадили его на заднее сиденье. Ричи привалился к капоту, а я отошел в сторонку, чтобы сделать несколько звонков – отправить патрульных на поиски машины, припаркованной где-то неподалеку от поселка, отпустить “приманку” домой, предупредить ночного администратора, что нам понадобится комната для допросов. В Дублин мы возвращались в молчании. Населенная призраками тьма поселка, кости строительных лесов, возникающие из ниоткуда и ясно различимые в свете звезд; затем – быстрая гладь шоссе, дорожные рефлекторы, вспыхивающие и гаснущие, огромная любопытная луна, летящая за нами. Затем постепенно вокруг возникли цвета и городское движение – пьянчуги, забегаловки; мир за окнами возвращался к жизни.

В отделе было тихо; когда мы проходили мимо двери, только двое дежурных оторвались от своего кофе, чтобы посмотреть, кто вернулся с добычей с ночной охоты. Мы отвели парня в комнату для допросов. Ричи снял с него наручники, а я зачитал задержанному права – скучающим монотонным голосом, словно это просто бессмысленная волокита. При слове “адвокат” он яростно замотал головой, а когда я вложил в его руку ручку, без вопросов поставил подпись – корявую закорючку, в которой можно было разобрать только первую “К”. Я взял лист и вышел.

Мы понаблюдали за ним сквозь одностороннее зеркало. Я впервые смог как следует его разглядеть. Коротко подстриженные каштановые волосы, высокие скулы, выступающий подбородок с двухдневной рыжеватой щетиной. Одет в поношенное черное пальто, теплый серый свитер с горлом и линялые джинсы – в самый раз для ночной слежки. На ногах не кроссовки, а трекинговые ботинки. Он оказался старше, чем я предполагал, лет тридцати, и выше – около шести футов, но настолько тощий, словно находился на последней стадии голодовки. Из-за худобы он выглядел моложе, меньше – безвредным. Возможно, именно обманувшись этой иллюзией, Спейны впустили его в дом.

Никаких порезов или синяков, но они могли быть скрыты под одеждой. Я повернул вправо регулятор термостата.

Приятно было увидеть его в этой комнате. Большинство наших комнат для допросов не мешало бы помыть, побрить и принарядить, однако я люблю каждый их дюйм. Они – наша территория, и они сражаются на нашей стороне. В Брокен-Харборе он был тенью, которая проходит сквозь стены, йодным запахом крови и морской воды, его глаза – осколками лунного света. А здесь он просто парень. В этих четырех стенах все становятся обычными людьми.

Ссутулившись, он неподвижно сидел на неудобном стуле и пялился на лежащие на столе кулаки, будто готовясь к пытке. Он даже не осмотрелся, не взглянул на линолеум, испещренный давними следами от потушенных окурков и расплющенными комками жвачки, стены, расписанные граффити, стол, привинченный к полу, картотечный шкаф и тусклый красный огонек видеокамеры, следящей за ним из угла под потолком.

– Что нам о нем известно? – спросил я.

Ричи наблюдал так напряженно, что почти касался носом стекла.

– Он не под кайфом. Сначала я подумал, что он сидит на герыче, уж очень тощий, однако нет.

– По крайней мере, не сейчас. И это хорошо: если мы от него чего-то добьемся, не хотелось бы, чтобы он потом свалил все на наркоту. Что еще?

– Одиночка. Ночной образ жизни.

– Точно. Все говорит о том, что он предпочитает держаться подальше от людей, не вступая в непосредственный контакт, – ему доставляет удовольствие наблюдать. Вот и к Спейнам он влез, когда их не было, а не пока они спали. Значит, когда придет время поднажать, надо выбить его из равновесия, навалиться обоим сразу. И, раз он сова, сделать это лучше ближе к рассвету, когда он подустанет. Еще что-нибудь?

– Обручального кольца нет. Скорее всего, живет один – никто не заметит, что он пропадал где-то всю ночь, не спросит, чем он занимался.

– Для нас тут есть и плюс, и минус. Нет соседа, который подтвердит, что во вторник наш парень явился домой в шесть утра и четыре часа подряд гонял стиральную машину, но, с другой стороны, ему не от кого скрываться. Когда найдем его конуру, там нас, возможно, будет ждать подарочек – окровавленная одежда или та ручка из свадебного путешествия. Или трофей, который он прихватил позавчера ночью.

Парень пошевелился, ощупал лицо, неуклюже потер губы, которые распухли и потрескались, словно он долгое время провел без воды.

– С девяти до пяти на работе не сидит, – сказал Ричи. – Возможно, безработный или самозанятый, а может, устроился посменно или на неполный день, то есть при желании он может всю ночь провести в том логове, не боясь наутро уснуть в офисе. Судя по одежде, он из среднего класса.