Брокен-Харбор

– “Я хожу к «Джо-Джо»”, – сказала она, печально хмыкнув.

На секунду мы с Ричи затаили дыхание.

– “Джо-Джо” – это название киоска, да? – невзначай спросил Ричи.

– Да. В то лето он раздавал значки, на которых было изображение рожка с мороженым и надпись: “Я хожу к «Джо-Джо»”, чтобы вы могли продемонстрировать поддержку. Их носила половина Монкстауна, даже старушки. Однажды мы даже увидели священника с таким значком. – Палец сдвинулся со светлого пятнышка на футболке Конора. Оно было таким маленьким и размытым, что раньше мы не обратили на него внимания. На каждой яркой футболке, на каждом топике виднелось такое пятно – на груди, на воротнике, на рукаве.

Я порылся в картонной коробке, вытащил пакетик со ржавым значком, найденным в ящике Дженни, и передал его через стол:

– Это один из тех значков?

– О боже! – тихонько ахнула Фиона. – Глазам не верю… – Она наклонила значок к свету, пытаясь разглядеть рисунок под слоем ржавчины и порошка для выявления отпечатков, который ничего не выявил. – Да. Это значок Пэта или Дженни?

– Мы не знаем. Кто из них, по-вашему, мог его сохранить?

– Даже не скажу. Если честно, никто. Дженни терпеть не может хлам, а Пэт не настолько сентиментален. Он человек практичный и скорее сделает что-то полезное – как тогда с киоском, – но просто так, на память, он бы значок не оставил. Возможно, значок завалялся где-то среди других вещей и Пэт про него забыл… Где вы его нашли?

– В доме.

Я протянул руку за пакетиком, но пальцы Фионы сжали значок сквозь толстый пластик.

– Зачем… Зачем он вам? Он как-то связан…

– Расследование только начинается, и нужно исходить из предположения, что любая улика может иметь отношение к делу.

– А что, ваша кампания сработала? – спросил Ричи, пока Фиона не продолжила расспросы. – Спасли вы “Джо-Джо”?

Фиона покачала головой:

– О нет. Землевладелец жил где-то в Хоуте[21], так что даже если бы весь Монкстаун тыкал булавками в куклу, изображающую его, ему было бы плевать. И продавец не собрал бы нужную сумму, даже если бы мы обжирались мороженым, пока не свалились с диабетом. Думаю, мы с самого начала знали, что он потерпит поражение, но просто хотели… – Она повертела пакетик в руках. – Летом Пэт, Дженни и Конор поступили в колледж, и в глубине души мы понимали, что с их отъездом все изменится. По-моему, Пэт и Конор затеяли все это, чтобы то последнее лето стало особенным, – они хотели, чтобы через много лет нам было что вспомнить. Чтобы мы спрашивали друг у друга: “А помнишь?..”

Больше она никогда так не скажет про то лето.

– А ваш значок “Джо-Джо” все еще у вас? – спросил я.

– Не знаю. Может, лежит где-нибудь. В коробках на чердаке у мамы куча всякого барахла – я ненавижу выбрасывать вещи, – но я уже много лет его не видела. – Она разгладила пластик, затем протянула мне пакет. – Если Дженни он не понадобится, могу я его взять?

– Уверен, мы что-нибудь придумаем.

– Спасибо. Мне бы очень этого хотелось. – Фиона со вздохом покинула теплый солнечный уголок памяти, полный безудержного смеха, и посмотрела на часы: – Мне пора. Это… это все?

Ричи вопросительно взглянул на меня.

Нам еще придется беседовать с Фионой, поэтому нужно, чтобы Ричи оставался для нее хорошим парнем, тем, кто не внушает опасений, тем, кто не сыплет соль на раны.

– Мисс Рафферти, – тихо сказал я, наклонившись к ней через стол, – я должен кое-что вам сообщить.

Она застыла. Во взгляде читался ужас: “О боже, только не это”.

– Человек, которого мы арестовали, – это Конор Бреннан.

Фиона уставилась на меня, на мгновение потеряв дар речи.

– Нет, – наконец выговорила она, задыхаясь. – Постойте. Конор? Что… За что он арестован?

– За нападение на вашу сестру и за убийство ее мужа и детей.

Фиона вскинула руки, и на секунду мне показалось, что она собирается заткнуть уши, но она вновь прижала ладони к столешнице. Ее слова, плоские и твердые, падали, словно кирпичи на могильную плиту:

– Нет. Конор этого не делал.

Она была уверена в нем так же, как раньше в Пэте. Ей необходимо в них верить, потому что если один из них окажется виновен, то ее прошлое и настоящее обратятся в рваную кровоточащую рану. Все светлые воспоминания – мороженое, шутки для своих, хохочущая компания, сидящая на стене, первый танец, первый глоток алкоголя, первый поцелуй – все это будет разрушено ядерным взрывом, заражено радиацией.

– Он во всем признался.

– Мне плевать. Вы… Какого хрена? Почему вы мне не сказали? Зачем провоцировали меня на откровенность? Надеялись, что я заболтаюсь и ляпну что-нибудь, что ему повредит?.. Это мерзко! Если Конор действительно признался, то только потому, что вы запудрили ему мозги – так же, как и мне. Он этого не делал! Это полная херня!