За ночь выпало семь дюймов снега, и весь мир словно закутался в чудесное белое покрывало. На деревьях и кустах будто громоздились охапки перьев, на камнях появились высокие белые шапки, а под ногами снег лежал так пышно, что оброненная гильза проваливалась до самой земли. Ба-Ри вышел на тропу с раннего утра. Сегодня он вел себя осторожнее, поскольку ни запаха, ни следов снегоступов Мак-Таггарта не было и нечем было руководствоваться. На первую ловушку Ба-Ри натолкнулся примерно на полпути между Лак-Бэн и хижиной, в которой поджидал комиссионер. Ловушка была не налажена, приманки в ней не оказалось. Ба-Ри обходил все ловушки по очереди и обнаруживал, что все они разлажены и нигде нет приманки. Он с подозрением принюхался, тщетно пытаясь учуять слабый дымок или человечий дух. Около полудня он оказался поблизости от «гнезда» – дюжины коварных капканов, которые ждали его, разинув пасти, в полуфуте под снежным одеялом. Целую минуту Ба-Ри стоял поодаль от опасной линии, принюхивался и прислушивался. Увидел зайца, и его зубы алчно клацнули. Шагнул поближе. Но все же его одолевали подозрения – по какой-то странной, необъяснимой причине он почуял опасность. В испуге поискал ее носом, глазами, ушами. Но все кругом было объято великой тишиной и великим покоем. Зубы снова клацнули. Он тихонько заскулил. Что же его тревожит? Что это за опасность, которую не увидишь и не учуешь?
Ба-Ри медленно обошел ловушку по кругу; трижды обходил он ее и каждым кругом подбирался поближе, пока наконец едва не задел лапами внешний край кордона из капканов. Еще минуту постоял неподвижно; прижал уши; несмотря на густой аромат зайца, бьющий в ноздри,
И тогда Ба-Ри прыгнул прямиком в «гнездо», которое приготовил ему Мак-Таггарт.
Глава XXVII
Наутро Буш Мак-Таггарт услышал лязг цепи, когда до «гнезда» оставалось еще добрых четверть мили. Может, это рысь? Или куница? А может, волк или лиса?
Ба-Ри лежал на боку, задыхался от усталости и дрожал от боли. С губ Мак-Таггарта сорвался сиплый восторженный возглас; он подошел поближе и поглядел на землю. Снег вокруг ловушки, там, где Ба-Ри пытался вырваться, был весь утоптан и покраснел от крови. Больше всего крови натекло изо рта Ба-Ри. С его десен и сейчас сочилась кровь, когда он злобно глядел на врага. Стальные зубья спрятанного под снегом капкана хорошо сделали свое жестокое дело. Одна из передних лап Ба-Ри была пережата гораздо выше первого сустава, в капканах оказались и обе задние ноги, а четвертый капкан ухватил свою жертву за бок, но Ба-Ри вырвался, оставив на зубьях клок шкуры размером с ладонь Мак-Таггарта. Снег рассказал историю отчаянной борьбы, продлившейся всю ночь; окровавленные челюсти показали, как тщетно пытался Ба-Ри разгрызть сковавшую его сталь зубами. Он еле дышал. Глаза налились кровью. Но и сейчас, после нескольких часов мучений, ни дух его, ни отвага не были сломлены. Завидев Мак-Таггарта, Ба-Ри рванулся, чтобы встать на ноги, и почти тут же снова рухнул в снег. Но передними лапами он уперся в землю. Голова и грудь остались приподнятыми, и из груди его вырвался яростный, едва ли не тигриный рык. Наконец-то всего в десятке футов перед ним очутилась тварь, которую он ненавидел сильнее всего на свете, сильнее даже, чем волчью породу. А он снова был беспомощен, как тогда, когда попался в заячий силок.
Как бы яростно ни рычал он теперь, Буша Мак-Таггарта это не пугало. Он видел, что враг целиком и полностью в его власти, и с ликующим смехом прислонил винтовку к дереву, стянул рукавицы и принялся набивать трубку. Комиссионер предвкушал победу, предвкушал сладость пытки. В его душе пылала ненависть, такая же смертельная, как ненависть Ба-Ри, – ненависть человека к человеку. Он думал пристрелить пса. Но так будет лучше – смотреть, как тот понемногу умирает, мучить его, как мучил бы он человека, ходить вокруг, чтобы слышать лязг ловушек и видеть, как Ба-Ри истекает свежей кровью, когда изгибает истерзанные ноги и выгибается всем телом, чтобы не терять его из виду. Великолепная получилась месть. Мак-Таггарт так увлекся, что не услышал, как сзади к нему приближается кто-то на лыжах. Его заставил обернуться лишь голос – человеческий голос.