Бродяги Севера

Придите, отцы наши!
Явитесь из дальней долины.
Ведите нас – ибо сегодня мы погибнем,
И ветер шепчет о смерти!

Она воздела руки. Высокая, стройная, стояла она на фоне безбрежных белых снегов за оврагом. Комиссионер со станции Лак-Бэн в пятидесяти футах от нее замер как вкопанный.

– Ах! – прошептал он. – Какая она все-таки красавица!

Сзади к Мак-Таггарту все быстрее и быстрее приближался Ба-Ри.

Ива снова посмотрела вниз. Она стояла на самом краю, ибо в этот час ей было уже нечего бояться. Сколько раз хваталась она за руку Пьеро, заглядывая в провал. Падение туда означало верную смерть. В пятидесяти футах внизу никогда не замерзавшая вода пеной билась среди острых камней. Темный, глубокий и страшный был этот поток, ибо в теснину между каменными стенами никогда не проникало солнце. Оглушительный рев воды гремел в ушах Нипизы.

Она повернулась лицом к Мак-Таггарту.

Даже тогда он не догадался, что у нее на уме, и шагнул к ней, протянув вперед руки. Пятьдесят шагов! Совсем недалеко – и он быстро приближался.

Губы Нипизы снова шевельнулись. Ведь решимости при встрече с вечностью придает нам материнская душа, и в смертный час Нипиза взывала к духу матери. С этим именем на устах она бросилась в бездну, и взметнувшиеся волосы окутали ее, словно блестящий саван.

Глава XXII

Миг – и комиссионер из Лак-Бэн очутился на краю оврага. Он сипло закричал, в диком ужасе, не веря своим глазам, звал Нипизу по имени, но она исчезла. Мак-Таггарт вцепился в камни огромными красными ручищами и вгляделся, оцепенев, вниз, в бурлящую воду и черные камни. Теперь там не было ничего – ни следа Нипизы, и даже ее бледное лицо и струящиеся волосы не промелькнули в последний раз в белой пене. Вот на что она решилась, лишь бы спастись от него!

Мак-Таггарт был чудовище, а не человек, но и его душе сделалось больно, так больно, что он отшатнулся, перед глазами у него потемнело, а ноги подкосились. Он убил Пьеро, и это была победа; всю жизнь он играл роль чудовища со стоицизмом и жестокостью, которые не могли поколебать никакие удары, и никогда не чувствовал ничего похожего на то, что захлестнуло его в этот миг, заставило застыть и окаменеть, словно его разбил паралич. Ба-Ри он не видел. Не слышал, как плачет и скулит пес на краю оврага. На несколько минут мир перед глазами Мак-Таггарта померк, а затем, усилием воли стряхнув оцепенение, комиссионер побежал вдоль ущелья, напряженно вглядываясь вниз, в воду, и высматривая хоть какой-то след своей жертвы. Потом он очутился там, где было слишком глубоко. Никакой надежды. Нипизы больше нет – и это она сделала, только чтобы спастись от него!

Он снова и снова крутил в голове эту мысль, тупо, тяжело, будто мозг ничего, кроме этого, не мог сообразить. Нипиза мертва. Пьеро тоже мертв. Вот чего он, Мак-Таггарт, добился всего за несколько минут.

Он вернулся в хижину – не по своим следам после погони за Нипизой, а напролом сквозь густые кусты. Крупными хлопьями повалил снег. Мак-Таггарт посмотрел в небо – с юго-востока, клубясь, катились черные тучи. Солнце скрылось. Скоро начнется буря, сильная пурга. Крупные снежинки, оседавшие на лицо и голые руки, остудили его и заставили думать. Пурга – это большая удача для него. Снег скроет все – и свежие следы, и даже могилу, которую он выроет для Пьеро.

Такому человеку, как Мак-Таггарт, было нетрудно прийти в себя после моральной контузии. Когда перед ним снова показалась хижина, его разум опять занялся вещами сугубо практическими – всем тем, что требовалось сделать в сложившемся положении. Самым ужасным для Мак-Таггарта было вовсе не то, что и Пьеро, и Нипиза погибли, а то, что теперь не сбудется его мечта. Дело не в том, что Нипиза мертва, а в том, что он ее потерял. Вот что его по-настоящему огорчало. А все остальное, то есть его преступление, легко скрыть.

Он вырыл могилу для Пьеро под высокой сосной рядом с могилой его жены-принцессы вовсе не из сентиментальных соображений. И вообще решил вырыть могилу не из сентиментальных соображений, а из осторожности. Он похоронил Пьеро как полагается. А потом разлил по полу весь керосин, который Пьеро запас на зиму, и бросил спичку. Комиссионер стоял на краю поляны, пока хижина не превратилась в столб пламени. Снег повалил гуще. Свежая могила стала просто белым холмиком, следы сглаживались. Теперь в сердце Буша Мак-Таггарта не было страха перед физической стороной содеянного, и он двинулся восвояси на Лак-Бэн. Раскапывать могилу Пьеро Дюкена никто не станет. А если и случится такое чудо, никто его, Мак-Таггарта, не выдаст. Но от одного его черная душа так и не смогла освободиться. Он навеки запомнил бледное торжествующее лицо Ивы, когда она стояла перед ним в миг своей славы, а он – хотя она предпочла смерть его объятиям – воскликнул про себя: «Какая она все-таки красавица!»