Бродяги Севера

Уакайю стоял по колено в запруде, образовавшейся за песчаным валиком, и везло ему несказанно. В тот самый миг, когда Ба-Ри отпрянул, вытаращив глаза при виде этого чудовища, с которым прежде встречался всего один раз в сумраке ночи, огромная лапа Уакайю взметнула высоко в воздух фонтан брызг, и на галечный берег шлепнулась рыбина. Незадолго до этого вверх по ручью на нерест прошло множество чукучанов[27], но вода быстро схлынула, и многие рыбы угодили в эти предательские запруды. Толстые, гладкие бока Уакайю были доказательством благоденствия, которое наступило по этому удачному стечению обстоятельств. Хотя сезон лучших медвежьих шкур уже миновал, шерсть у Уакайю была великолепная – черная и густая.

Ба-Ри с четверть часа наблюдал, как медведь вышибает рыбу из воды. Когда он наконец прекратил свою ловлю, среди камней валялось уже двадцать-тридцать рыбин, одни мертвые, другие еще бились. Ба-Ри, вжавшийся в землю между двумя обломками скалы, слышал, как хрустят кости и плоть: медведь обедал. Звуки были приятные, и запах свежей рыбы пробудил у Ба-Ри невиданный аппетит – ни раки, ни даже рябчик не могли с ней тягаться.

Уакайю при всех своих размерах и тучности не был обжорой и, доев четвертую рыбину, сгреб остальные в кучу когтистыми лапами, набросал сверху песку и камней и в довершение трудов сломал можжевеловый кустик и прикрыл рыбу так, чтобы ее не было видно. А потом медленно побрел в сторону гремящего водопада.

Через полминуты после того, как Уакайю окончательно скрылся за излучиной ручья, Ба-Ри был уже под можжевельником. Выволок еще живую рыбину. И съел ее в один присест – она была очень вкусная.

Ба-Ри сообразил, что благодаря Уакайю избавлен от необходимости искать пропитание, и ни в тот день, ни назавтра не стал возвращаться к бобровой колонии. Большой медведь рыбачил на ручье без устали, то здесь, то там, и пиры Ба-Ри продолжались много дней. Находить тайники Уакайю Ба-Ри было проще простого. Надо было всего лишь идти по берегу ручья и принюхиваться. Кое-где рыба уже подпортилась, и ее запах отнюдь не привлекал Ба-Ри. Такие тайники он обходил, но никогда не упускал случая перехватить рыбку-другую из свежих запасов.

Целую неделю жизнь у Ба-Ри была просто восхитительная. Потом это кончилось, и в судьбе Ба-Ри произошла перемена, которая послужила для него такой же важной вехой, как когда-то, давным-давно, стал для его отца Казана тот день, когда он на границе неизведанных земель убил негодяя Мак-Криди.

Случилось это в тот день, когда Ба-Ри, обогнув огромный валун у водопада, нежданно-негаданно столкнулся с охотником Пьеро и Нипизой, звездоглазой девушкой, которая подстрелила его на краю поляны.

Первой он увидел именно Нипизу. Если бы это оказался Пьеро, Ба-Ри просто убежал бы. Но тут кровь его предков снова пробудила в нем незнакомый трепет. Не то ли почувствовал Казан, когда впервые увидел женщину?

Ба-Ри замер. Нипиза была от него не больше чем в двадцати футах. Она сидела на камне, грелась на первом утреннем солнышке и расчесывала чудесные волосы. Губы у нее приоткрылись. Глаза вмиг вспыхнули, как звезды. Одна рука замерла, поддерживая тяжелые пряди цвета воронова крыла. Нипиза узнала Ба-Ри. Она увидела крошечную отметинку у него на груди и белый кончик уха – и еле слышно прошептала:

– Учи музис! Щеночек!

Это был тот самый дикий пес, которого она подстрелила – и была уверена, что он погиб!

Накануне вечером Пьеро с Нипизой выстроили за скалой шалаш из можжевеловых веток, и теперь Пьеро, присев на островке белого песка, готовил на костре завтрак, пока Ива причесывалась. Он хотел ей что-то сказать, поднял голову – и увидел Ба-Ри. В тот же миг чары рассеялись. Ба-Ри увидел, как перед ним встает на ноги чудовище-человек. И стрелой умчался прочь.

Однако Нипиза тоже была проворна.

– Dépêchez vous, mon père![28] – воскликнула она. – Это тот щенок! Скорее!

И бросилась за Ба-Ри, как ветер, окруженная летящим облаком волос. Пьеро последовал за ней и на ходу нацелился из винтовки. Но ему было трудно поспеть за Ивой. Она была словно дух диких земель, и маленькие ножки в мокасинах едва касались земли, когда она пробежала по длинной полосе песка. Можно было залюбоваться ее легкостью и быстротой, ее чудесными волосами, развевавшимися на солнце. И как бы ни был Пьеро увлечен погоней, он вспомнил, глядя на дочь, что сказал ему накануне Мак-Таггарт, комиссионер Компании Гудзонова залива, там, на станции Лак-Бэн. Пьеро полночи не спал и скрежетал зубами, думая над этим, и утром, до того как на них вышел Ба-Ри, присматривался к Нипизе как никогда пристально. Она была красива. Даже прелестнее Уайолы, своей покойной матери-принцессы. Одни волосы чего стоят – люди таращатся на них, будто не верят, что они настоящие! А глаза? Будто озера, полные дивного звездного света! А тоненькая, что твой цветочек! И вот Мак-Таггарт сказал…

До Пьеро донесся взволнованный голос дочери:

– Скорее, Нуто! Он свернул в ущелье, в тупик. Теперь ему от нас не скрыться.